Николай Зарубин - Духов день

– Пчи-и-илоф!!!

И тут же уходит за кулисы, видимо, в полной мере осознавая, что стоять ему в стороне и глупо, и небезопасно для сбережения собственного авторитета, который заметно укрепился в предыдущий отрезок программы.

Наступившую после ухода Дмитриевича тишину как-то неестественно нарушает короткое вступление баяна, и в матросской форме появляется сам дед Пчело. Вернее, это уже не дед, а чисто выбритый, молодцеватый, с хорошей фигурой старый морской волк. Слегка пританцовывая, с высокомерной улыбкой на усохших губах надвигается на публику. И, когда до конца сцены остается не более полуметра, коротким ударом начищенного до блеска ботинка о пол останавливает и себя, и музыку – ровно настолько, чтобы набрать в грудь воздуха.

Набирает в грудь воздуха и народ, чтобы уж выдохнуть в конце номера. И происходит нечто такое, что теперь театральные критики называют полным контактом артиста с публикой.

Песня – всем знакомая песня – о том, что «кавалер» хочет украсть «барышню», проникает в толщу жакеток, телогреек, вызывает зуд в руках мужиков, и руки их сами по себе нащупывают бумажные горлышки папирос.

Куплет следует за куплетом, Матрос, пританцовывая, с откинутым назад корпусом и заложенными за спину руками то наступает на зал, то отступает. То вдруг дернется, то поведет глазами по рядам, и каждой женщине начинает казаться, что именно ее и собирается «украсть» этот ужасно нахальный и ужасно неотразимый старикан. Широко раскрыв глаза, они все же ни на мгновенье не забывают, что перед ними никакой ни матрос, а самый настоящий дед Пчело, которого все они втайне жалеют и, может быть, выгодно отличают от своих мужей. Они косятся в сторону сидящей Пчеловой зазнобы и думают примерно одну и ту же думу.

«Ишь, – ревниво думают они, – вырядилась, на переднем ряду уселась, кикимора…»

Думы их на этом не прерываются, просто не хватает на них ни сил, ни времени, ведь происходящее на сцене вот-вот кончится и до следующей «постановки» долго придется перебиваться ожиданием… Ходить за скотиной. Доглядывать за мужем, за детьми. Вставать с петухами. Ложиться с ломотой в ногах. И ничего не знать, кроме кухни, стайки. Ничего, кроме стирки, варки, мойки, чистки. Порой с утраченной надеждой, что преданность их дому когда-то будет оценена близкими.

Иной раз так замотается иная, сядет там, где стоит, на что придется, хлопнет себя по коленкам и скажет сама себе:

– Господи! Утащил бы хоть кто-нибудь, будь ты неладна така маета!..

Посидит-посидит, очнется – и ну опять бегать, торопясь переделать все послевчерашние и вчерашние, и сегодняшние, и завтрашние, и послезавтрашние нескончаемые дела, или сорвется бежать в магазин, наскоро набросив на голову полушалок и уже во дворе застегивая пуговицы телогрейки. Только в очереди и переведет дух.

Тут и отведет душу с такими же замотанными и забеганными бабенками. И выговорится всласть…

О чем выговорится-то? Да все о той же недавней «постановке». О том, что, слышно, Пчело вызывали в область представлять районную самодеятельность. И то, что, слышно, дали там ему первый приз. И будто вернулся, а в клубе, где поддежуривает, батареи-то отопительные и разморозили.

– И так быдто срамно ругался, – скороговоркой сообщает одна другой, – так быдто Дмитриевича костерил, что тот его, сердешного, быдто чуть было не рассчитал.

– Небось не посмел бы, – ответствует другая, – другого такого дурака пусть поищет…

И довод этот всеми, кто застрял в очереди и готов стоять здесь хоть до утра, воспринимается как нечто не требующее «комментариев».

Чалю знают все. Порядочного роста, хорошего сложения, улыбчивый и независимый, выруливает из своего переулка, направляясь в центр поселка, где клуб, магазин, волейбольная площадка, где масса знакомых, где кипит жизнь. Чем занята его голова?.. Да ничем. Легкая и чубастая, она крепко сидит на плечах. Глаза выхватывают заплот конторы, фасад детского сада, крыльцо местного почтового отделения. А вот и бабка Оля, отставив ногу и скрестив руки на груди, хитро поглядывает в его сторону. Переговорить ее трудно, но Чаля давно изучил повадки старухи и смело двигается навстречу.

– Здорово, бабка Оля!

– Ты че ли, Вовка, нет ли?..