Димитр Димов - Табак

Снова пошел мелкий дождь и окутал туманной пеленой редкие уличные фонари. Впервые за последние десять лет Ирине пришлось добираться домой пешком и под дождем, рискуя испортить прическу. «Теперь и к парикмахеру придется ходить пешком, – с досадой подумала она, вспомнив, что ее автомобиль уже реквизирован. – Совсем как в студенческие годы, когда я отказывала себе во многом, чтобы купить красивые туфли и чулки». И тут на нее повеяло свежестью юных лет, когда первые осенние дожди поднимали в душе бодрое волнение перед началом нового учебного года в университете. Подобное волнение она почувствовала и сейчас, увидев освещенные окна в комнате Павла.

Она поднялась на второй этаж, переоделась, поправила испорченную дождем прическу и нерешительно постучалась к Павлу. Он ответил, и ей показалось, что его знакомый ровный баритон прозвучал приветливее, чем в прошлый раз.

Но при первом же взгляде на Ирину лицо его застыло, и она поняла, что он ждал не ее, а Данкина или кого-нибудь другого из своих подчиненных. Павел был, как всегда, чисто выбрит, гладко зачесанные назад волосы обнажали его высокий лоб. Взгляд его казался непреклонным, а плотно сжатый рот особенно энергичным. Он был в кителе с золотыми дубовыми листочками па стоячем воротнике и длинных брюках с красными лампасами; из-под отворотов брюк выглядывали черные, тщательно вычищенные ботинки. Очевидно, он собирался на вечерний прием в какое-нибудь посольство. Ирина привыкла отличать с первого взгляда подтянутых и энергичных мужчин от ленивых и распущенных и теперь сразу же оценила безукоризненную внешность Павла. Но ей показалось странным, что новому миру тоже не чужды элегантность и красота. Скрывая свое удивление, она спросила:

– Вы, вероятно, собираетесь на прием?

Павел поморщился и ответил сухо:

– Я буду занят с девяти часов. – Потом взглянул на ручные часы и добавил равнодушно: – Времени хватит.

Огорченная и рассерженная его безразличием, она села в кресло и вынула сигарету из своего маленького серебряного портсигара, ожидая, что Павел поднесет ей спичку. Но он не смотрел в ее сторону, и она быстро и нервно зажгла спичку сама.

– Что за неприятности были у вас с милицией? – спросил он, укладывая в ящик стола какие-то бумаги.

Она ответила:

– Застрелился эксперт пашей фирмы.

– Вероятно, он чувствовал за собой какую-то вину?

– Нет. Просто ему не для чего было жить.

Ирина в нескольких словах описала ему Костова и рассказала об Аликс. Павел спокойно выслушал ее и сказал:

– Мы не сделали бы ему ничего плохого.

Наступило молчание. Осенний дождь пошел сильнее и уныло забарабанил по крыше. Неподвижное лицо Павла не выражало ничего, кроме неумолимой, обезнадеживающей холодности. И тогда Ирина, теряя остатки самообладания, быстро спросила:

– Это вы вскрыли сейф в моей спальне?

Павел неожиданно усмехнулся, и усмешка у него вышла какая-то горькая. Он закурил сигарету и сказал:

– Да.

– По какому нраву? – простонала она.

– По нраву, которое мне дал народ.

Ирина нашла в себе силы проговорить:

– Избитое оправдание, которое повторяют все… – И немного погодя добавила: – Что вас интересовало?

– Прошлое моего брата.

«Лицо Павла омрачилось. Глаза его смотрели зорко, холодно, неумолимо. Сейчас они были чем-то снова похожи па глаза Бориса.

Ирина спросила:

– А договоры и секретную переписку с Германским папиросным концерном вы уничтожили?

– Нет, – ответил он. – Я передал ее в Центральный Комитет партии.

Сейчас он казался Ирине таким же дьяволом, как Борис. Но в глазах Павла не было того тоскливого и злобного огня, который часто вспыхивал во взгляде среднего брата.

– Остается только радоваться, что ваш брат умер…

– Нет! – возразил Павел, и голос выдал его угрюмое волнение. – Радоваться нечему! Он должен был ответить перед судом народа!

– Неужели вы бы не спасли его?

– Я обвинял бы его так беспощадно, как никто другой. – Лицо у Павла передернулось от ненависти, которую он был не в силах скрыть. – За Стефана, за рабочих, убитых во время забастовки табачников. Я и не подозревал, на какие подлости был способен мой брат.

– Но ведь он помогал вам… укрывал вас, когда вы были на нелегальном положении.

– Расчетливость мошенника… Вы же сами предупреждали меня, что, если немцы победят, он выдаст меня.

Снова наступило молчание, нарушаемое лишь погребальной барабанной дробью дождевых капель. Ночь была тосклива и непроглядна. Ирина зябко повела плечами.