Степан Злобин - По обрывистому пути

— Одним из важных признаков интеллигентности я считаю терпимость, и в этом я, право, согласен с Антоном Александровичем, — сказал Рощин.

— Александр Николаевич! А ваше мнение, ваше?! — настоятельно выкрикнула Фрида, обращаясь к Родзевичу, который только что в поездке на тройках очаровал молодежь шутками, остротами и каким-то особенно молодым задором жизнелюбия.

— Думаю, господа, что подлинная интеллигенция прежде всего сильна этической стороной. В противоположность чиновнику и буржую, интеллигенция нравственна и бескорыстна… И она является носительницей прогресса. Так я убежден, господа, — сказал Родзевич. — Конечно, рабочий класс передовой по своему положению в обществе. Но, господа, прогресс не могут нести сами люди, задавленные нуждой, нерадостные, усталые… Его несет интеллигенция. Она еще в моей молодости за прогресс погибала в тюрьмах…

— Вы — лаврист, Александр Николаевич! — воскликнул Баграмов.

— Старо, дорогой мой. Лавров — это молодость наша. Марксизм в свою очередь не отлучает от общества критической мысли. И я признаю учение Маркса. Но ведь самую-то теорию марксизма несет рабочему классу тоже интеллигенция, и она разъясняет ему истинный смысл его стихийной борьбы.

— Так это и будет пролетарская интеллигенция, рабочая интеллигенция! — снова с жаром воскликнул Баграмов. — И она не отдельный какой-то класс, который служит и нашим и вашим… А есть и другая интеллигенция, которая не подходит под ваши категории нравственности и бескорыстия! — Баграмов бросил сердитый взгляд на доктора Зотова.

Рощина снова забеспокоило нарастающее обострение.

— Господа! — вдруг спасла положение Анемаиса Адамовна. — Молодежь пришла веселиться и танцевать. Аркадий Гаврилович, возьмите, пожалуйста, на себя управление патефоном, — решительно приказала она, войдя в гостиную и вмиг угадав, что в создавшейся обстановке что-то волнует ее мужа.

— Ваше слово — закон! — готовно воскликнул Горелов. — Messieurs, engagez vos dames! [8] Господа, приглашайте ваших дам! (франц.). — переходя на тон дирижера танцев, воскликнул он громогласно. — Вальс! — объявил он и застыл в приглашающем поклоне перед хозяйкой.

Мягкие звуки только что появившегося из-за границы патефона, который в «хороших домах» в последний год начал сменять быстро распространившийся граммофон, наполнили комнату. Вслед за Гореловым с Анемаисой Адамовной закружились Зотов и Аночка Лихарева, Рощин с Натальей Федотовной, Федя Рощин с красивой Фридой, Алеша Родзевич с кругленькой Симочкой.

Доктор Баграмов значительно переглянулся с Володей Шевцовым, и тот подошел к нему.

— Почта! — сказал Баграмов вролголоса.

— Здесь, с вами? — спросил Шевцов.

— Да ещё какая! — ответил Баграмов и пояснил: — Вышла «Искра». Пришел первый номер.

— Ого!

— В прихожей на полке — ты знаешь где — свёрток в газете, — тихо сказал доктор.

— Отлично. Найду.

К ним подошел Вася Фотин.

— Секрет? — спросил он, угадав по их взгляду, что разговор не простой.

— От тебя! — усмехнулся Шевцов. — Доктор тебе расскажет, а мне придется уйти.

— Да что ты?! Так всех и покинуть? — удивился Вася. — Какая такая, срочность?

— «Искра», «Искра»! — пояснил тихонько Баграмов. — Вышла первая «Искра».

— Встретимся завтра здесь — расскажу. А может, с собой принесу, — коротко обещал Шевцов.

Володе было жаль покинуть веселую компанию студенческой молодежи. Не так уж много времени оставалось теперь до конца каникул. Все они снова разъедутся, настанут гимназические будни, после уроков беготня по частным урокам для заработка… Так хотелось ещё со всеми наговориться, хоть издали надышаться воздухом их «вольной» студенческой жизни, которая рисовалась живой и открытой борьбой. Об этом так увлекательно рассказывали «петербуржцы» Вася и Фрида…

Но вот уже полгода, как Володя, хотя и носил еще гимназическую форму, был облечен серьезным и важным доверием: ему было поручено через квартиру Рощина принимать от Баграмова и передавать по назначению дальше нелегальную заграничную почту, которая почему-то попадала раньше на какой-то уральский завод, а потом уже через Баграмова — в город.

Приказ комитета требовал по возможности не задерживать ни на час у себя полученную нелегальщину. И, несмотря на все желание Володи побыть в среде друзей сверстников, — приходилось немедленно уходить…

— Володя, что же вы не танцуете?! — окликнула его Анемаиса Адамовна, проплывая в танце мимо отворенных дверей кабинета.