Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 2

Только поздней осенью ушкуйники, с богатой добычей, возвратились восвояси, но татары еще долго не могли успокоиться. Мамай был вне себя, и лишь после того, как посланный им отряд, в отместку за все, опустошил окраинные земли Нижегородского княжества, – сколько успел до наступления зимы, – Вельяминов, при помощи Некомата Сурожанина, смог добиться у него приема.

Но зато теперь дело решилось быстро и с легкостью, даже удивившей Ивана Васильевича: считая Дмитрия, как великого князя, ответственным и за избиение татар в Нижнем Новгороде, и за набег ушкуйников, Мамай не только сразу согласился передать Михаиле Александровичу ярлык на великое княжение, но еще и сам предложил отправить с Вельяминовым своего посла Ачи-ходжу, дабы он ханским именем помог Тверскому князю принять верховную власть над Русью и пресечь все попытки сопротивления со стороны Москвы.

В марте 1375 года Иван Васильевич, вместе с Некоматои Сурожанином и послом Ачи-ходжи, прибыл обратно в Тверь и вручил ханский ярлык князю Михаиле. Последний тоже не потерял минувшего времени даром: у него было собрано большое войско и он был готов хоть сейчас идти на Москву, во, как всегда, медлил и оттягивал поход Ольгерд. Наконец сговорились на том, что, как только кончится половодье, Михаила Александрович начнет военные действия на окраинах Московского княжества, чтобы выманить туда Дмитрия с войском, после чего Ольгерд, до последней минуты ничем не выдавая своих намерений, внезапно ударит на Москву. В апреле Ачи-ходжа послал к Дмитрию Ивановичу гонца, именем великого хана повелевая ему передать город Владимир и великое княжение над Русью Тверскому князю. Одновременно о том были оповещены все удельные князья, которым, под угрозой разорения их земель, запрещалось оказывать какую-либо помощь Дмитрию. А в мае Михаила Аександрович выступил в поход, захватил города Торжок и Углич и, почти не продвигаясь дальше, принялся грабить окрестности, в ожидании подхода московского войска. Но случилось не то, чего ожидал князь Михаила: Дмитрии Иванович знал о приготовлениях Твери и теперь решил раз навсегда покончить со своим соперником. По его распоряжению во всех подчиненных ему удельных княжествах уже сами собирали войска, а получив грамоту Ачи-ходжи, он обратился ко всем русским князьям с открытым призывом, в котором говорил: «Колико раз уже князь Тверской Михаила приводил ратью на Русь зятя своего, литовского князя Ольгерда Гедиминовича, и много зла христианам сотвориша. А ныне сложился он с безбожным Мамаем и со царем его, и со всею поганою Ордой. Мамай же яростью дышет на нас и аще сему попустим, имат нас всех покорити» (Никоновская летопись). И на этот призыв откликнулось около тридцати русских удельных князей, ибо все уже устали от усобиц и понимали, что именно Москва олицетворяет грядущее воскресение Руси. В этом списке, кроме подчиненных Москве князей, – Суздальского, Нижегородского, Ростовского, Ярославского, Белозерского, Стародубского, Муромского, Моложского, Оболенского, Тарусского и других, мы видим также трех князей, дотоле подчиненных Литве: Смоленского, Брянского и Новосильского, и даже близкого родственника Михаилы Александровича и его же удельного князя Кашинского. Двинулось на помощь Москве и войско Великого Новгорода.

В июле Дмитрий Иванович выступил с этой огромной ратью в поход, но пошел не к Угличу, где ждал его князь Михаила, а прямо на Тверь, захватывая и разоряя по пути тверские города.

Убедившись в том, что князь Ольгерд, осведомленный о силе Дмитрия, предпочитает пока воздерживаться от вмешательства в войну, и видя, что враг его без помехи двигается вперед, Михаила Александрович с войском спешно возвратился в свою столицу.

Первого августа московское войско овладело вотчиной князя Михаилы – городом Никулиным, который был разграблен и разрушен, а пятого осадило Тверь.

С юго–западной башни тверского кремля, возвышавшейся па повороте крепостной стены, весь город был виден кап на ладони. Он, не теснясь, занимал обширный угол суши, образуемый впадением в Волгу реки Тверцы, разливавшейся тут сажен на шестьдесят вширь. В самой высокой его части, ближе к Тверце, стояли княжеские хоромы, не уступавшие своим великолепием дворцу Московских князей. Чуть в стороне, на краю широкой площади, окруженной хоромами бояр, высился белокаменный собор святого Спаса, – усыпальница и гордость тверских государей: по отделке и по внутреннему убранству не было в ту пору на Руси другого столь богатого храма. Величествен и красив был также собор святого Микулы.