Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

– Значит, снова мина? – с некоторым недоверием спросил Кибальчич.

– Да! Как видишь, комитет возвращается к твоей идее.

– Я нахожу это разумным и готов сделать все, что от меня требуется.

– Спасибо, друг! Исполнительный комитет и не ждал от тебя другого ответа. Спасибо!

– Это я должен благодарить за доверие.

– Полно, Николай. – Желябов обнял друга. – Есть еще одна мысль, которую необходимо обсудить с тобой. Кстати, в осуществлении ее ты как раз и мог бы проявить свой изобретательский талант.

– Что же это за мысль?

– Видишь ли, Николай. На этот раз тиран должен быть казнен во что бы то ни стало. Мы не можем допустить осечки. В случае неудачи взрыва в ход будут пущены револьверы. А если и это не поможет, царя нужно прикончить кинжалом.

Кибальчич побледнел:

– Понимаю, но я едва ли гожусь… Впрочем, если комитет сочтет необходимым – я готов!

– Нет, ты не понял, Николай. Мне поручено обсудить с тобой вопрос о новом, более надежном оружии. Нельзя ли создать метательный снаряд, нечто вроде бомбы, которая бы взрывалась при падении на землю.

– Понимаю, чтоб ее можно было бросать не военному человеку?

– Вот! Вот! Но чтобы она обладала большой разрушительной силой и могла поражать наверняка. Это возможно?

– Надо подумать. Пока в мире ничего подобного не существует.

– Подумай, друг. Такую бомбу необходимо создать. Если ты ее изобретешь, – это будет огромный вклад в революционную борьбу. Мы бы легче осуществили свою цель и обошлись бы без напрасных жертв.

– Да, да, безусловно. Я буду думать над этим, Андрей. Вот тебе моя рука!

Желябов встал, взял руки Кибальчича в свои:

– Спасибо, друг! Желаю удачи!

– А как же с приготовлением динамита?

– Надо переждать… Сейчас ты уже можешь выходить из дому, но тебе категорически запрещается видеться с кем-либо из агентов комитета или появляться на тайной квартире. Ты сейчас бесценный человек для партии, и я, как член Исполнительного комитета, отвечаю за твою безопасность.

– Как же быть? Когда же мне будет разрешено?

– Когда будет можно, я дам знать. Ну, прощай!

Желябов оделся и, еще раз пожав руку Кибальчичу, ушел в ночь…

Сергей Андреевич Стрешнев, несмотря на свою молодость и либеральность взглядов, был на хорошем счету у его превосходительства директора гимназии Крона. Важный, бородатый старик из обрусевших немцев, он не столько ценил знания Стрешнева и его способность увлекательно читать лекции, сколько учтивость и аккуратность. Именно за эти качества еще осенью он и рекомендовал Стрешнева репетитором в семью присяжного поверенного Верховского, одного из самых знаменитых адвокатов Санкт-Петербурга.

В назначенное время Стрешнев, застегнув новенький вицмундир на все пуговицы, в большом смущении вошел в роскошный кабинет, устланный дорогими коврами.

– А вот и вы! Отлично! Превосходно! – громко воскликнул сидевший за массивным столом крупный мужчина с черными дугообразными бровями и пышными баками. Он поднялся, окинул гостя быстрым наметанным взглядом и с приветливой улыбкой протянул руку:

– Рад, рад познакомиться. Слышал о вас весьма лестные отзывы… кажется, Сергей Андреич?

– Да, благодарю вас… Я тоже рад, – все еще в смущении сказал Стрешнев.

– Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, Сергей Андреич, без всяких церемоний. Наши отношения должны быть простыми и дружескими. Ведь мы с женой вверяем вам Машеньку – самое дорогое и любимое существо.

– Спасибо. Очень славная девочка.

– Вот и расчудесно. Присаживайтесь. Потолкуем. Меня зовут Владимир Станиславович.

– Очень приятно. – Стрешнев опустился в кожаное кресло, Верховский сел рядом на диван, взял со стола инкрустированный ящик с сигарами:

– Не угодно ли, Сергей Андреич?

– Благодарствую, Владимир Станиславович, не курю.

– И отлично делаете. Отлично! Я тоже бросаю. Влияет, знаете ли, на голос… А мне ведь приходится ораторствовать… Ну-с, так ближе к делу… Чтоб не было между нами никаких недомолвок, давайте сразу и порешим все.

– Пожалуйста. Я к вашим услугам.

– Машенька ваша ученица, и вам виднее, сколько раз в неделю с ней нужно заниматься.

– Я полагаю, три раза.

– Отлично!.. Мы тоже так думали… Вы не обидитесь, если я вам назначу, – загадочно улыбнулся Верховский, – скажем, пятьдесят рублей в месяц.

– Пятьдесят рублей! – изумленно повторил Стрешнев. – Благодарю вас… но это так много… Мне, право, неловко…