Райдо Витич - Противостояние

— Да кто ж их разберет? И Советы и Гитлера поносили. Хватит, говорят, теперь

наша власть, народная, белорусская.

Лена даже плечами передернула: что за чушь?

— А нам куда? От Советов натерпелись — колхозы ихние поперек горла встали,

потом Гитлер пришел, вовсе житья не стало. Что ни день солдатня квартируется и

балует, спасу нет, — продолжала говорить женщина. — Манька вона, соседки моей

Гавриловны внучка, пятнадцать годов девка, выскочила за гусем за ворота, а ее в

охапку и в избу к солдатне. До утра сколь их было, столь и пользовали…

Лена в миг озябла, плечи обняла.

— …Страсть что творится. На улицу прямо не ходи. Кума ныне прибегала тоже

такое наговорила, что волосы дыбом. У них черные какие-то встали, так что аспиды

удумали, мальченков ловят, подкидывают вверх и по им палят! У одной молодухи из

рук дитенка выхватили и вверх! Выстрел, нет ребеночка, а девка с ума сдвинулась.

Ой, лишенько! То и думаешь, как себя да детей сохранить, спать и то страх берет.

А вот придут? А им что? В любу избу без спроса и что по нраву — хвать! Ой, чисто

Сатано! Племя бесово, истинно тебе говорю! Сперва-то вона слух шел, что при

немцах вздохнем, мол, антелегенты. У нас Махай в немецкую воевал, так цыть, грил,

на вас бабы, немец порядок любит, аккуратность, придет, будете как у Христа за

пазухой! Как же! Ад оно чисто! Бесы! Тьфу ж на них! Чтоб их переворачивало! Так

сам таперь молкнет! Мы ему: че ж говорил?! А он молкнет, серый сидит, ссутулился!

Лена молчала. То, что рассказала женщина, было слишком жутко. Да, фашист враг,

да подлый враг, но человек же, а не зверь!

— Слухаю все это, глядю и думаю, хто их гадов выродил? Какая- такая немчуковая

змея, тварина подколодная? — зло вопрошала женщина, но спутницу ли?

— Тихо ты, — одернула ее пожилая крестьянка, зыркнув на солдат у пропускного

пункта.

— Какие документы нужны? — забеспокоилась девушка.

— Бумага из управы, что такая ты, такая и оттуда.

— А если нет?

— Ты откуда?

— Из Жлобинки, — солгала, выдав ту легенду, что ей Ганя тогда еще придумала. —

Дом разбомбили и, ничего нет, — руками развела.

— Ой, не знаю, — качнула головой старуха.

Их остановили у шлагбаума. Офицер с железной бляхой на груди внимательно изучал

документы, рядом бродили солдаты с автоматами, оглядывая каждого прибывающего к

пункту. Неподалеку курили полицаи, стояли крытые грузовики. Пожилую пропустили,

даже не глянув, а Зосю остановили. Бумажку забрали и, толкать к грузовику.

— Куда?!… Чего?!… Зачем?!!…

— Это ж сестренка моя!! Господин офицер, отпустите! Мы на работу идем! —

начала просить за женщину Лена. Офицер внимательно оглядел ее и поморщился:

— Пшель!

— Господин офицер! Отпустите сестренку! За что ее?! Она же работать на Великую

Германию хочет!

— Поработает, — с противной ухмылкой сообщил девушке полицай, схватив за руку

и толкать прочь. Та в крик, еще надеясь, что Зосю отпустят, и услышала тихое в

ухо:

— Еще слово вякнешь, вместе с сестрой немцев в бордель обслуживать поедешь, —

и швырнул в пыль, так что Лена покатилась по дороге, обдирая ладони и колени. —

Пошла вон, доходяжка!

Скрябина с трудом поднялась и, сжавшись поковыляла к городу. И не понимала,

почему уходит, как может?…

Тошно было на душе от понимания, что сгинула еще одна душа, прямо на глазах

совершилось еще одно зверство, а она, советский человек, комсомолка, вынуждена

терпеть это, смириться. И ничего не может сделать!… Только уйти, уйти…

Что будет с детьми Зоси, каково им не дождаться матери — лучше не думать, чтобы

не сойти с ума. Но слезы душили, перехватывая горло и сердце ныло. А в голове

одно: "ты сволочь, Скрябина! Трусиха и сволочь!"

Все еще будет, она все исправит, немного и умоются фрицы. За все, за всех. Ей бы

автомат добыть, радио, узнать про составы, положение дел, где какие части

квартируются. И тогда — плевать на все — устроят они с Яном и Сашей им такой

праздник, чтобы самому их фюреру икалось.

Только не грели мечты, когда она видела руины домов, вспухшие трупы повешенных,

демонтаж разбитых советских тридцать четверок, конвой оборванных, изможденных

красноармейцев, которых гнали куда-то на юго-запад.

В Пинск пришла вечером и долго плутала меж развалин домов, пытаясь найти

Цветочную улицу. А, найдя, не знала, стоило ли искать. Над добротным, но все же

пострадавшим домом, с изрытым пулями фасадом, висела дощечка: "Обувной мастер