Райдо Витич - Имя - Война

Саша честно пытался понять, чего крутит старик и, никак не мог. Вроде осуждает он власть Советскую, а вроде душой за нее болеет. Вроде против немцев, а вроде нет.

— Бать, ты вообще, за кого?

— А ни за кого! За народ! Я хоть и здесь сижу, а боле других знаю! Зверья повылазило немеряно, а что с того будет? То-то и оно. Хорошего не жди. Немец он аккуратист, педант, он сам пачкаться не станет. А сколь уркаганов округ? Один вона с вами, а другие? За немчуру уже. Сколь их сюды нагнали, знашь? О! — махнул над головой ребром ладони. — Строители, мать их! Таперича они построють, ага, держи карман ширше. Неделю назад под конвоем ходили, а теперь своих конвойных конвоируют. Немец права дал. Помощь новой власти. Прояви лояльность, сможешь грабить, насильничать и убивать. И никто им поперек не пойдет. Вы вона драпаете, немец кур по деревням вылавливает, девок в сараях зажимает, остальны гуляют. А чего — немец власть дал. Все можно.

Саня одно из всей его тирады понял:

— Ты что-то сказать хочешь, отец?

— Хочу! — губами пошамкав, выдал. — К своим частям пробираться это ваше дело, а здеся кто нам подмогой будет? Кто зверюгу энту приструнит? Кто сволоту к ногтю прижмет? Ведь страсть что творят! Стреляют, чуть слово скажи! А как не сказать, если домой к тебе, как к себе заваливают? Последнее, понимаешь, забирают.

— Ты не партизанить ли собрался?

Старик примолк, посидел и выдал вроде зло и язвительно, а вроде бы всерьез:

— А идите вы!… Прямо! — и указал на лес, прямиком за банькой. — Пару часов ходу напрямки и выйдете.

Саня понял, что разговаривать со стариком бесполезно.

— Ладно, поговорили, — сказал тихо и поднялся. — За постой спасибо, отец, и за пригляд за раненными.

И пошел в избу. Перекусил молча, пока бойцы отдыхали, и Николай объявил подъем.

Они ушли не прощаясь, только Перемыст подмигнул, обернувшись к Лене у порога.

Та сжалась, кинулась следом и застыла на крыльце, глядя, как они уходят в полумрак густого леса. В неизвестность, горечь дыма, бомбежку и свист пуль.

За эти дни бойцы стали ее миром, ее родными и расставание с ними было невыносимо. Страх сковывал душу, он же и позвал вперед — ринулась за ними, когда последние — прихрамывающий Васечкин и Летунов, почти исчезли меж вековых сосен.

Она не отдавала себе отчет в том, что делает. Решение пришло само, оно как порыв оказалось больше нее самой, выше доводов разума, стыда, нежелания быть обузой — и толкнуло ее вперед, за бойцами. Погнало, сторожась, от сосны к сосне — за ними. Если получится, она вместе с ними проберется за линию фронта, не обременяя собой, а нет… они погибнут вместе.

Через пару часов бойцы вышли к полю. Огромное золотистое полотно поспевающей ржи грелось на солнце. Небо голубое и глубокое, солнце — круг марева, и это поле, что упиралось в зелень соснового леса за ним. Лента коричневой проселочной дороги была чиста и безлюдна.

Лена стояла у опушки и смотрела на открывшийся вид с тоской и непониманием. Он как островок прошлой мирной жизни, был цел, нетронут сапогом фашиста, не разорван воронками и смертями солдат, не загажен воздух порохом, пылью и кровью. Здесь жужжали пчелы и стрекотали сверчки где-то во ржи, порхали самые настоящие бабочки.

Лена не верила своим глазам, стояла пораженная, и точно так же метрах в тридцати от нее стояли ее товарищи, и точно так же во все глаза смотрели на небо, рожь, лес.

И вот двинулись, оглядываясь и пригибаясь.

Девушка ждала, когда они уйдут достаточно далеко, чтобы не заметить ее, но вдруг услышала низкий гудящий звук, надвигающийся из-за спины. Самолеты?

А ребята как на ладони!

И рванула без ума, замахав руками:

— Немцы!!!

Все обернулись и тут из-за леса вылетели три самолета, с гудением и визгом пошли на мужчин.

— Уходи!! — закричал ей Николай, а она бежала к нему, не понимая, что бежать нужно в другую сторону. К ней ринулся Дроздов, Перемыст ушел в сторону, залег во ржи, Голушко и Фенечкин со всех ног рванули к лесу, помогая Васечкину, но того шалой пулей срезало, Стрельникова прошила очередь и он рухнул в беге в рожь, рядом лег Летунов, срезанный осколком бомбы.

Что-то ухнуло и, завжикало возле Лены. Фонтанчики земли взлетали возле ее ног, а она видела лишь Николая, его перекошенный в крике рот и вздыбленную землю меж ним и Дроздовым. Она смыла лейтенантов, накрыла с головой грохотом Лену и та замерла, споткнувшись в беге. Она видела, как оседают комья земли, унося с собой Николая, и он падает навзничь, широко раскинув руки. И все смотрит на нее, словно цепляется в последний миг своей жизни за ее взгляд, ее глаза.