Райдо Витич: Имя - Война

Летом того же года, в Адлере, где они отдыхали, она и решилась задать вопрос брату:

— Почему мы не похожи?

Игорь внимательно посмотрел на нее, пропустил песок сквозь пальцы и тихо спросил:

— Сама как думаешь?

— Мы не родные?

Мужчина отряхнул ладони и нехотя кивнул:

— Мы нашли тебя в одной деревне. На постой попросились и случайно увидели тебя. Под столом сидела, крепко обнимая ножку. Маленькая, грязная, худая. Хозяйка сетовала, мол, мать твоя проездом у них была, недужная, остановилась так же на ночь да померла. А ты малая совсем, не говоришь еще. Куда девать? Документов никаких у женщины не было, даже как звать не спросили. От имущества только сумка да пальто осталось. Куда, к кому, зачем ехала, где твоя родня — неизвестно. А у хозяйки своих семеро и лишний рот не нужен.

Игорь свесил голову, хмуро поглядывая перед собой, потер шею:

— Паршивая баба… Оказалось, что ты у нее вторую неделю жила, и все под столом, чтоб не мешалась. Голодная была, доходная: кожа, кости и глаза. Испуганная. Надя тебя еле из-под стола выцарапала. На руки взяла и все — посмотрели друг на друга и поняли — наша ты, не оставим. Взяли. Так случилось, детей у нас нет и не будет, чужого ребенка присваивать, когда возможно у него кто-то из родни есть, тоже вроде не по-человечьи. Вот и решили — станешь нашей сестрой.

Лена с замиранием слушала брата и вдруг обняла его шею крепко, испугавшись, что он своими словами отодвигает ее, почти зачеркивает, выгоняя в неизвестность, к незнакомым и непонятным чужим родственникам:

— Вы мои родные!

— Да ты что, Леночка? Что подумала? — улыбнулся он, обнял в ответ. — Эх, маковка, не то у тебя в голове, ой, не то. Сестра ты нам была, есть и будешь. Самая родная и самая близкая. Но и кровь родную знать надо. Времена тогда лихие были, люди мерли как мухи. Сирот, беспризорников было — дивизии. И каждый бы за родню, пусть самую дальнюю, самую паршивую, руку бы отдал. Ты подумай: мать твоя умерла, а отец? А вот представь — жив. А может братья, сестры есть. Откажешься?

Лена задумалась:

— Нет. Ты прав, корни свои знать надо, но…

— Боишься? — с пониманием посмотрел на нее брат.

— Есть такое, — призналась.

— Однако известие, что мы не единокровные, тебя не испугало.

— Я догадывалась. Я же не слепая и не маленькая, Игорь: вижу, понимаю, складываю.

— Да? — он широко улыбнулся, с хитринкой поглядывая на девушку. — Что еще сложила?

— Неважно, — прикрыла ресницами лукавый блеск глаз. — Болтун — находка для шпиона, потому придержу свои знания при себе, а язык за зубами.

— Мудро, — уже совсем иначе посмотрел на нее мужчина. — А ты и правда стала взрослой. Так держать, — пожал ей руку.

— Можно еще вопрос?

— Валяй.

— Ты нашел кого-нибудь из моих? Ты сказал: отец, братья, сестра.

— Предположение, не больше. Но кое-что намечается. Если все сойдется — я тебе скажу, скрывать не стану. Ты ведь уже большая, — засмеялся, но взгляд карих глаз был серьезен и чуть пытлив.

— Достаточно большая, чтобы понимать — главное не кто тебя родил, а кто воспитал. Я люблю вас и буду любить. И спасибо, что не ушел от ответа, а честно все рассказал.

— Не за что, — загрустил мужчина. — Будет мне нагоняй от Наденьки. Мы с ней говорили, что надо бы тебе знать о твоих корнях, но она считает, что еще рано, травмировать тебя боится.

— Я сильная.

— Не сомневаюсь.

— Я сама скажу ей, что все знаю, и успокою.

Игорь неопределенно пожал плечами.

С того дня прошло больше полугода, почти ничем не примечательного в своих делах и заботах. Надя повздыхала, понаблюдала за Леной и успокоилась. И никто больше не возвращался к теме родства. А в начале сорок первого года Игорь вернулся из очередной командировки и положил на стол перед Леной вырезку из газеты.

— Это твой отец, — сказал тихо. И отошел, сел на диван, чтобы не мешать девушке, но и, не желая оставлять ее одну в такую минуту.

Лена с трепетом, которого не ожидала от себя, развернула листок и увидела фотографию мужчины в белом халате. "Ян Артурович Банга, ведущий хирург Брестской клиники, является примером для своих коллег", — стояла подпись мелким шрифтом под снимком.

Ян. Артурович. Банга.

Отчего-то тогда у нее возник лишь один вопрос:

— Он эстонец?

— Латыш. В клинике всего полгода, поднял ее фактически из руин, специалист самой высокой категории, коммунист, отзывы сослуживцев самые положительные. Тебе есть чем гордиться.

— Он мой отец, — напомнила Лена, намекая, что иных достоинств ему можно и не иметь. И тут же поняла, что сразу приняла мужчину на весьма посредственном снимке. Приняла как отца, как человека. Как факт неоспоримый.