Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 1. Я, Клавдий

— Ну и голоден же я! Я слышу по запаху, что готовят оленину. Надеюсь, эта репетиция не затянется надолго.

Мы были в вестибюле пиршественного зала. «Странно, — подумал я, — ни одного капитана, здесь только сержанты». Я вопросительно обернулся к своим спутникам, но — еще одна странность — обнаружил, что все они исчезли. И тут вдалеке послышались крики и визг, затем снова крики. Я не мог понять, что происходит. Кто-то пробежал мимо окна, крикнув: «Все кончено! Он мертв!» Спустя две минуты от театра донесся ужасающий рев, словно там началась резня. Рев тянулся и тянулся, но вот он затих, а затем послышалось громовое «ура»! Я кое-как поднялся в свою библиотеку и, дрожа всем телом, рухнул на стул.

Бюсты Геродота, Полибия, Фукидида и Азиния Поллиона смотрели на меня со своих постаментов. Их бесстрастные черты словно говорили: «Настоящий историк должен быть выше политических смут своего времени». Я решил вести себя как настоящий историк.

А произошло вот что. Калигула вышел из театра. Его ждали носилки, чтобы отнести в новый дворец кружным путем между двумя рядами гвардейцев. Но Виниций сказал:

— Давай пойдем напрямик. По-моему, греческие мальчики ждут там у входа.

— Хорошо, пошли, — согласился Калигула.

Кое-кто из зрителей хотел последовать за ним, но Аспренат отстал и оттеснил их обратно.

— Император не желает, чтобы его беспокоили, — сказал он, — убирайтесь! — и велел привратникам закрыть ворота.

Калигула подошел к крытой галерее. Навстречу ему вышел Кассий и спросил:

— Какой сегодня пароль, цезарь?

Калигула сказал:

— Что? А, да, пароль. Кассий. Я дам тебе прекрасный пароль: «Юбка старика».

Тигр спросил из-за спины Калигулы: «Можно?» — это был условный сигнал.

— Бей! — крикнул Кассий, выхватывая из ножен меч и изо всех сил ударяя Калигулу.

Он хотел рассечь ему череп до подбородка, но, ослепленный яростью, промахнулся и попал между шеей и грудью. Главный удар пришелся по ключице. Калигула пошатнулся от боли и изумления. Он в ужасе оглянулся по сторонам, затем повернулся и побежал. Однако Кассий успел еще раз ударить его и рассек ему челюсть. Затем Тигр повалил Калигулу на землю ударом по голове, но тот медленно поднялся на ноги.

— Бей снова! — закричал Кассий.

Калигула возвел глаза к небу, на лице его отразилась мука.

— О, Юпитер! — взмолился он.

— Изволь! — вскричал Тигр и отсек ему руку.

Последний удар острием меча в пах нанес капитан по имени Аквила, но и после этого еще десять мечей вонзились в грудь и живот Калигулы, чтобы не было сомнений в его конце. Капитан по имени Бубон погрузил руку в рану Калигулы на боку и облизал пальцы.

— Я поклялся, что буду пить его кровь! — крикнул он.

Собралась толпа, поднялась тревога: «Германцы! Идут германцы!» У убийц не было никаких шансов противостоять целому батальону германцев. Они кинулись в ближайшее здание; им оказался мой старый дом, временно взятый у меня Калигулой под жилье для иностранных послов, которых он не хотел селить во дворце. Заговорщики пошли в парадную дверь и выбежали через черный ход. Все, кроме Тигра и Аспрената. Тигр сделал вид, что он тут ни при чем, и присоединил свой голос к германцам, взывавшим о мщении. Аспренат вбежал в крытую галерею, где германцы схватили и убили его. Убили они также двух сенаторов, которые случайно попались им по пути. Но это был лишь небольшой отряд германцев. Весь остальной батальон вошел в театр и закрыл за собой ворота. Они намеревались отомстить за смерть своего героя, вырезав там всех до одного. Отсюда те крики и визг, которые я слышал. Никто из зрителей не знал, что Калигула убит; они даже не знали, что на его жизнь покушались. Но намерения германцев были достаточно ясны, так как они похлопывали и поглаживали свои ассагаи и разговаривали с ними, точно с живыми, как принято у них перед тем, как пустить в ход это ужасное оружие. Спасения не было. Вдруг со сцены раздался сигнал трубы «Внимание!», за которым прозвучали шесть нот, означающих «Императорский приказ». На сцену вышел Мнестер и поднял руку. И сразу же шум умолк — слышались лишь тихие рыдания и приглушенные стоны, — так как, согласно приказу Калигулы, всякий, кто осмеливался издать хоть звук, когда на сцене появлялся Мнестер, тут же подвергался смерти. Германцы тоже перестали похлопывать и поглаживать ассагаи и прекратили заклинания. Сигнал трубы превратил их в статуи.

Мнестер вскричал:

— Он не умер, граждане! Ничего подобного. Убийцы напали на него, и под их ударами он упал на колени. Вот так! Но тут же снова поднялся. Вот так! Мечи не могут одержать победу над нашим божественным цезарем. Раненый, окровавленный, он все же встал на ноги. Вот так! Он поднял свою августейшую голову и прошел божественным шагом — вот так! — сквозь ряды трусливых растерянных убийц. Его раны зажили, свершилось чудо! Сейчас он на рыночной площади обращается с горячей речью к своим подданным с ораторского амвона.