Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Когда они все еще были на расстоянии пяти миль от своей цели — устья мелкой, но буйной реки Киос в начале залива, только Кастор, Поллукс, Ясон и Геркулес еще держались. Как только все победители стали сушить весла, задача, выпавшая оставшимся гребцам, стала тяжелее, а сильная зыбь добавила им работы. Вскоре Кастор и Поллукс одновременно перестали грести, ибо ни один не желал перещеголять другого, а сила Кастора была на исходе. Ясон с натруженными от гребли руками угрюмо продолжал грести, не желая уступать первенство Геркулесу. Еще полмили, и соревнование бы закончилось. Но весло Ясона не уходило в воду так глубоко, как Геркулесово, и Идмону стало трудно держать курс.

Геркулес пел все громче и громче, Ясон — все глуше и глуше. Наконец Ясон пропустил удар и опрокинулся на спину. Теперь из гребцов остался один Геркулес. Илистая вода Киоса своим течением тормозила «Арго». Геркулес упорно сопротивлялся ему и изо всех сил пытался двигать корабль вперед. Внезапно раздался громкий треск, а за ним — гул. Его весло разломилось надвое, и Геркулес столь мощно ударил себя в грудь его комлем, что полетел, отшвырнув Зета, который сидел позади него, в объятия Мелеагра, а Мелеагр — в объятия Навплия. Геркулес пришел в себя, огляделся и воскликнул:

— Львы и Леопардицы! Дайте мне настоящее весло, а не гнилую щепку, вроде этой!

Аргус ответил за других:

— Нет, благородный Геркулес! Дело не в весле. Твоя удивительная сила, противостоявшая бурной реке, расколола бы крепчайшее весло в мире. Ну, минии, один последний рывок — и мы заночуем сегодня на тех прелестных лужайках, усеянных белыми цветами!

Утомленные гребцы просунули свои весла в весельные отверстия, и Геркулес взял весло Ясона из его онемевшей руки. «Арго» снова рванулся вперед, и Идмон направил его в лагуну. Здесь они бросили якорь, сошли на прибрежную траву и начали собирать сухое прибойное дерево для костра, который Авгий развел своими палочками; он был самый большой мастак в Греции разводить огонь в сырую или ветреную погоду, хотя никто не догадался бы об этом, глядя на его пухлые руки и ленивые движения. Они наполнили корабельный котел речной водой, чтобы сварить в ней дюжину больших рыб, которых поймал Тифий, забрасывая удочку с поплавком и наживкой позади корабля; но он был так слаб, что звал Гиласа втаскивать в лодку каждую рыбу, которая клевала. Рыба, сваренная с ячменной кашей и душистыми травами, хорошо всех согрела, но Геркулес объявил, что хотя речной ил мог и не испортить вкуса кушанья, ему нужна чистая вода хотя бы для того, чтобы разбавить вино. Другие аргонавты слишком устали, чтобы обращать внимание на то, что они пьют; однако Гилас вызвался отыскать чистый родник и принести Геркулесу воды. Он снова взобрался на «Арго» за кувшином, но заодно прихватил и мешок с серебряной пряжкой, золотыми украшениями и запасом мяса и фиг. Наконец-то ему представилась возможность бежать! Все аргонавты, кроме Геркулеса, слишком устали, чтобы его преследовать, а Геркулеса, он был уверен, он сможет провести.

— Будь осторожен, мой дорогой! — сказал Геркулес. — Держись берега реки, а если встретишься с опасностью, немедленно беги обратно и зови на помощь! Но сперва подойди поцелуй меня!

Гилас наградил Геркулеса необычайно пылким поцелуем, надеясь отвлечь его внимание от мешка. Геркулес ничего не заподозрил, и когда Гилас исчез за поворотом прибрежной тропы, испустил мощный вздох, подобный первому порыву ветра, предвещающему шквал.

— Ах, как этот мальчик меня любит! — вскричал он. — Ты мне не завидуешь, Идас? А ты, Зет? Линкей, у которого самое острое зрение среди всех живущих, Аргус, Навплий, Орфей, брат мой Полифем, который, не считая меня, больше всех из присутствующих странствовал, Аталанта, которой, как женщине, можно доверять, что она скажет без обиняков, — видел ли когда-либо кто-либо из вас мальчика, более красивого, лучше воспитанного, более приятного или более нежного?

— О, конечно, нет, благороднейший Геркулес! — ответили они хором. Но Тифий кротко сказал:

— Осторожней, Геркулес, не разбуди зависть какого-нибудь бога! Не что иное, как точно такая же легкомысленная похвала побудила Зевса похитить юного троянца Ганимеда. Позволь мне отвратить опасность от Гиласа некоторым к нему пренебрежением. Нос у него немного короток, рот, пожалуй, слишком велик, и он манерно выгибает мизинец, когда пьет.

— Мне нравятся короткие носы, рот у него совершенной формы, и если ты скажешь еще слово по поводу того, как он изысканно пьет, я сделаю из своей дубинки пестик и растолку тебя в порошок.