Тулепберген Каипбергенов - Неприкаянные

— Потеряли мы кого-нибудь? — спросил Айдос бека.

— Пятнадцать джигитов, — ответил тот.

Был хмур бек. Победа тоже не казалась ему победой.

— Дорого обошлась нам эта ночь, — посочувствовал сотнику и себе Айдос.

— День обойдется еще дороже. Дозорные наши поймали кунградского лазутчика. Говорят, у суфи восемьсот мечей и ждет он еще двести. Идут к нему люди со всей степи…

«Со всей степи, — мысленно повторил Айдос. — Загорелась, значит, степь. Кто породил огонь — я или Туремурат-суфи, неведомо. Но гонит ветер пламя к моему аулу…»

По сухой траве огонь бежит как сайгак спугнутый, не глядючи, и к горам, и к морю, и к пескам черным.

Гнал ветер пламя войны не к одному аулу Айдоса.

Боялись огня безумного степняки — огня войны. Снялись с зимовки и ушли в тихое безветренное место. Ушли и русские. Купец Тимофеев свернул свое нехитрое торговое дело и подался морем на север. Хотел взять с собой и кузнеца Никифора, но тот заупрямился: привык к степи, со степняками породнился вроде. «Неволить не стану, — сказал Тимофеев, — живи со своими каракалпаками». Но поселок разрушил и кузню забрал с собой, даже молотка не оставил Никифору.

Кто уйти не смог — земля ли держала, вода ли держала, — тот взялся за оружие. Взялся за оружие и Маман-бий. «Защищать будете дом свой! — сказал своим джигитам. — Ввязываться в чужую драку не надо, но если воры полезут в наши юрты, живыми их оттуда не выпускайте!» Сказал это он, когда конница хивинская переправилась через Амударью и начала громить каракалпакские аулы.

Понял Маман, что не пойдут хивинцы на Кунград, а двинутся в глубь степи, и мало кто из биев сможет устоять перед нукерами Мухаммед Рахим-хана. Слабы бий, безоружны, да и в одиночку даже сильный не справится с тремя сотнями хивинцев.

Джигиты Мамана умели драться. Обучил их тому сам бий и казахские нукеры. Себя не жалел и парней не жалел. С утра до вечера гонял на пустыре за аулом. Сколько лозы порубили, сколько снопов камышовых попротыкали копьями! Могли теперь и не только снопы протыкать, и не только лозу рубить.

Ждал Маман появления хивинцев, а прискакали нукеры Орынбая. Горластые, злые, нетерпеливые, как и их бий.

Когда Орынбай седлает чубарого коня, значит, затевает что-то разбойное. На чубаром он и прискакал к Маману.

Какая забота привела тебя в мой аул, Орынбай? — спросил Маман.

— Забота о благополучии нашем, брат Маман. Горит степь, и огонь приближается к Жанадарье.

Догадался Маман, о каком он огне говорит. Хивинцы, видно, идут на дальние аулы. Однако догадку решил проверить и полюбопытствовал:

— Кто зажег-то степь?

— Кто? Известно кто, проклятый Айдос. Разрушил очаг рода, прогнал братьев, вот искры полетели по всей степи.

— Ну, это дело старое, — успокоился Маман. — Вернутся братья — погаснет пламя.

Рано, однако, успокоился «русский бий». Не о том пламени говорил Орынбай.

— Бой был вчера у Айдос-калы, — тревожно и вместе с тем радостно сообщил Орынбай. — Хивинцев и кунградцев полегло десятка три. Туремурат-суфи окружил аул и теперь будет добивать Айдоса. У суфи восемьсот мечей. На мелкие куски разрубит хана каракалпакского.

«Как попали хивинцы в Айдос-калу? — удивился Маман. — Их дорога вроде лежала на Жанадарью. Сюда должны были прийти, в дальние аулы». Удивился, но допытываться у Орынбая, почему так произошло, не стал. Должно быть, загнал хивинцев в аул Айдоса правитель Кунграда. Спросил про другое, более важное для себя:

— Спешишь на помощь суфи, брат Орынбай?

— Ха, ему моя помощь не нужна, — рассмеялся разбойный бий. — Он без меня добьет Айдоса. А вот разделить аул я ему помогу.

Он повернулся к своим нукерам и крикнул:

— Эй, джигиты, кто возьмет половину аула Айдоса? Разгульные, веселые нукеры, похожие не на воинов, а на разбойников, дружно ответили:

— Мы возьмем половину аула Айдоса!

— Слышишь, Маман? Половина аула наша… — Орынбай перегнулся через седло и тихо, для ушей одного лишь Мамана, добавил: — Если присоединишься к нам, возьмешь вторую половину. А? Согласен?

Не ожидал Маман такого предложения разбойного бия. Прежде-то он о своих разбойных задумках соседа не оповещал и добычу делить с ним не собирался. Или подобрел Орынбай, или на собственные силы не надеялся и искал сообщника.

— Надо подумать, — ответил растерянный Маман. Отказать разбойнику бию так вот сразу он не решался. Бог знает, как поведет себя старший сосед.

— Думай, Маман, только не долго. Пока огонь горит, надо успеть выгнать скот из хлева.