Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 2. Божественный Клавдий и его жена Мессалина.

А я в тот самый день наконец нашел убедительное свидетельство мошенничества Мирона, подделывавшего документы и мою подпись. Его только что подвергли порке в присутствии всех прочих советников, а затем казнили. Я устал от трудного и неприятного дня и только было сел, чтобы перед ужином дружески сразиться в кости с Вителлием, как в комнату с взволнованным видом вбежал евнух Посид, мой военный советник, и закричал:

— Цезарь, сигнальный огонь! Ты нужен в Британии.

— В Британии? — воскликнул я. У меня в руках был стаканчик с костями, и я механически встряхнул его и кинул кости на стол, прежде чем подойти к окну, выходящему на север. — Где, покажи!

Вечер был ясный, и даже я, при моем слабом зрении, смог, посмотрев туда, куда указывал Посид, различить небольшую красную точку на вершине горы Соракт в тридцати милях от Рима. Я вернулся к столу и увидел, что Вителлий широко мне улыбается.

— Неплохое предзнаменование, — сказал он, — как по-твоему? Все полчаса, что мы играли, у тебя каждый раз был самый низкий счет, а тут ты вскричал «В Британии!» и тебе выпала «венера».

И действительно, три кости легли аккуратным равносторонним треугольником, и на каждой было по шесть очков. Шанс получить «венеру» один к двумстам шестнадцати, так что мой восторг был простительным. Хорошее предзнаменование! Что может быть лучше для начала военной кампании? Ведь Венера, не забывайте, не только покровительница игры в кости, но и мать Энея, а значит, моя прародительница через бабку Октавию, сестру Августа, и хранительница фортуны рода Юлиев, а я был теперь его признанным главой. Я увидел особый смысл в самом треугольнике, ибо такую именно форму имеет на картах Британия.

Теперь, когда я порой думаю об этом, я спрашиваю себя: может, богиня была здесь не при чем и все это дело рук Вителлия, который, когда я повернулся к нему спиной, все так славно подстроил? На свете нет человека, которого было бы легче обмануть, чем меня, во всяком случае, таково всеобщее мнение. Если это сделал Вителлий, он поступил правильно, потому что благодаря «венере» я отправился в свой первый завоевательный поход в окрыленном состоянии. В ту ночь я молился Венере (Августу и Марсу тоже) и пообещал, если она поможет мне одержать победу, оказать ей любую услугу, какую она пожелает. «Рука руку моет, — напомнил я ей, — и я жду, что ты расшибешься в лепешку, а дело сделаешь». У нас, Клавдиев, принято обращаться к Венере с шутливой фамильярностью. Предполагается, что ей это по вкусу, как прабабушкам, особенно таким, кто в молодости любил весело пожить, нравится, когда их любимые правнуки и правнучки обращаются к ним так свободно и бесцеремонно, словно они их ровесники.

На следующий день я отплыл из Остии в Марсель со всем своим штабом и пятьюстами добровольцами. Южный ветер был теплый и ровный, и я предпочел переезд по морю тряске в экипаже. Хоть выспаться смогу наконец. Весь город пришел в гавань пожелать нам счастливого пути, и каждый из провожающих старался перещеголять другого заверениями в своей преданности и пылом добрых пожеланий. Мессалина рыдала, обняв меня за шею. Маленький Германик желал ехать со мной, Вителлий пообещал Божественному Августу обшить все двери его храма золотыми пластинами, если я вернусь с победой.

Наш флот состоял из пяти быстроходных двухмачтовых военных судов, оснащенных квадратными парусами, каждое — с тремя скамьями гребцов и корпусом, крепко занайтовленным прочными канатами на случай шторма. Мы подняли якорь за час до рассвета и отошли от берега. Времени терять было нельзя, и я сказал капитану, чтобы он поднял все паруса, какие можно; он так и сделал, поставив на каждой мачте оба паруса, и, поскольку море было спокойным, вскоре мы уже плыли со скоростью десять узлов в час. Под вечер мы увидели Эльбу, а рядом остров Планазию, куда был сослан мой бедный друг Постум; я даже мог различить покинутые сейчас строения, где жила его стража. Мы прошли сто двадцать миль — около трети пути. Ветер еще не менялся. Качка не действовала на мой желудок, и я ушел в каюту, чтобы хорошенько поспать. Ночью мы обогнули Корсику, но в полночь ветер упал и рассчитывать можно было только на весла. Спал я прекрасно. Продолжу вкратце. На следующий день начался шторм, что сильно замедлило наше продвижение; ветер постепенно изменился на северо-западный.

Французское побережье показалось только на рассвете третьего дня. Море было такое бурное, что весла то погружались в воду по уключину, то били по воздуху. Из четырех сопровождающих нас кораблей видны были только два. Мы подошли под защиту берега и очень медленно пошли вдоль него. Мы находились в пятидесяти милях к западу от Фретюса, где стоял наш флот, и шли между островами Иерского архипелага. К полудню мы должны были достичь Марселя. Когда мы проходили мимо Поркероля, самого большого из островов в западной части архипелага, отделенного в одном месте от полуострова Жиан, который выступает ему навстречу, проливом в одну милю шириной, ветер налетел на нас со страшной силой, и хотя матросы гребли как безумные, мы не продвигались вперед, а вскоре увидели, что нас понемногу сносит на скалы. До столкновения оставалось каких-то сто ярдов, когда ветер на миг утих и мы сумели выгрести на безопасное место. Однако через несколько минут мы снова попали в беду, и на этот раз опасность была еще серьезней. Последний мыс, который нам предстояло обогнуть, кончался большой черной скалой, которая под воздействием волн и ветра стала похожа на голову ухмыляющегося сатира. У его подбородка кипела с шипеньем вода, образуя что-то вроде белой кудрявой бороды. Ветер дул прямо в середину судна и толкал нас в пасть этого чудовища.