Давид Гроссман - Львиный мед. Повесть о Самсоне

На самом деле в реальности государства Израиль иногда обнаруживается то же неадекватное отношение к собственной силе, что и у Самсона. Поэтому огромная военная мощь, которой владеет сегодня Израиль, не раз оказывалась «богатством не впрок». Не преуменьшая опасностей, грозящих Израилю, не можешь отделаться от ощущения, что чувство «обладателя невиданной силы» так и не проникло по-настоящему в израильское сознание. И отношение к этой силе, которая часто воспринималось как истинное чудо, не раз сопровождалось всевозможными искажениями. А подобные искажения могут привести к переоценке достигнутой силы, к превращению этой силы в самодовлеющую ценность, а также к тенденции почти автоматически переходить на силовую атаку вместо поисков других путей воздействия — типично «Самсоновы» линии поведения.

К этому можно добавить развитое у израильтян чувство потери безопасности, возникающее при каждой угрозе (чувство, свойственное и Самсону, когда в некоторых ситуациях он вдруг будто рассыпается на куски и сила его мгновенно иссякает). Чувство это, не соответствующее реальной мощи и силе страны, не раз влекло за собой преувеличенный боевой отпор. Все это, как мне представляется, указывает на ощущение непрочности силы, которой Израилю удалось достичь, и на внутреннюю неуверенность в собственной защищенности. Это, безусловно, вызвано и реальными опасностями, которые подстерегают Израиль, но также и основной его трагедией — одиночеством в мире: еврейский народ — не «как все народы», а государство Израиль создано «условно», и его будущее в мире поставлено под сомнение и окружено опасностями. И этого ощущения не стереть всем атомным бомбам, произведенным Израилем по программе, именовавшейся «Самсоновым решением».

Расправившись с филистимлянами, Самсон удаляется и обосновывается в ущелье (то есть в пещере) скалы Етам, находившейся, видимо, неподалеку от города Ефам, что в Иудейской долине. [34] II Пар. 11:6. — Примеч. автора. Там он сидит один, избегая общества людей, которые так жестоко его обманули.

А филистимляне тем временем устремляются мстить ему. Они движутся на Иудею и разворачивают там войска, готовясь к бою. Жители Иудеи, напуганные их приготовлениями, спешат узнать, почему филистимляне готовятся воевать против них, и филистимляне объясняют: «…мы пришли связать Самсона, чтобы поступить с ним, как он поступил с нами».

И вот три тысячи жителей Иудеи стекаются к ущелью в скале Етам, где засел Самсон: зачем он (а он, как мы помним, не из племени Иуды) решил навлечь на них побоище, когда они «вообще ни при чем»?! «…разве ты не знаешь, что Филистимляне господствуют над нами? что ты это сделал нам?» — кричат они ему в страхе. Три тысячи человек, окружив его, стоят напуганные, а Самсон спокойно, с упрямой логикой им ответствует: «…как они со мною поступили, так и я поступил с ними».

Три тысячи человек тайком переглядываются между собой. Нам почти слышится их смущенное покашливание, «…мы пришли связать тебя, — осмеливаются они наконец сказать, — чтобы отдать тебя в руки Филистимлянам». С расстояния тысячелетий можно ощутить мольбу, дрожащую в их голосах: пощади нас, давай покончим с этим подлым делом честь по чести…

Эту картину легко упустить из виду, ибо на фоне других драматических событий, полыхающих огненными красками, она ничем не примечательна. Но мы, читая историю Самсона, обращали внимание на его частые переходы от тех, кто ему близок, к тем, кто чужд и враждебен; и вновь чувствуем обреченность Самсона на отчуждение — как от родителей, так и от соплеменников. Задержимся на этом кратком эпизоде.

Жители Иудеи стоят перед ним в растерянности, пораженные острым одиночеством, которым веет от человека, засевшего в ущелье. Человека, который из-за своей дерзкой смелости, возможно, уже стал легендой среди колен Израилевых. Возможно, он вызывает в них страх и злобу, ибо навлекает на них гнев филистимлян. Но не только страх и злобу: ведь он один осмеливается сделать то, что сами они сделать не смеют, хотя их тысячи. И может быть, в уголке души, который еще остался свободным, они считают Самсона символом борьбы с поработителями.

«…мы пришли связать тебя, — бормочут они, — чтобы отдать тебя в руки Филистимлянам»… Скорее всего, в этот момент их враждебность к Самсону ничуть не слабее, чем ненависть к филистимлянам. Если бы они так его не боялись, то сами навалились бы на него и не хуже филистимлян с ним разделались. К великому их изумлению, Самсон с ними даже не спорит. Об одном только просит: «…поклянитесь мне, что вы не убьете меня». И они обещают, что вреда ему не причинят, а лишь свяжут и отдадут в руки филистимлян… «а умертвить не умертвим».