В тот день, 25 сентября, в четверг, с утра лил сильный дождь. К обеду он кончился и по-летнему жаркое солнце быстро осушило землю, вбирая в себя всю влагу, поднимая к небу густые облака пара. В такие дни особенно трудно дышать, а ночи наступают темные и беззвездные. Разморенные после душного дня, расслабившиеся после легких побед, сербы совсем потеряли голову и забыли об осторожности. Даже не выставив часовых, не разжигая костров, отпустив пастись коней и отстегнув оружие, они повалились спать прямо в открытом поле. Не спали только двое — король и деспот. Они сидели в шатре и за кубком вина строили окончательные планы захвата Адрианополя.
Обо всем увиденном разведчики Хаджи-Илбеки тут же доложили своему командиру, а тот, дождавшись Эфренос-бея, передал ему слова разведчиков. Решение пришло мгновенно. Не останавливаясь, на полном ходу Эфренос-бей погнал свой отряд к Марице, дабы еще до восхода солнца достигнуть цели. Отлично обученные войска без шума и суеты развернулись в боевой порядок и взялись за оружие. Лагерь сербов был взят в полукольцо, а за спиною их несла свои воды неширокая, но глубокая Марица.
И тут один из османов в кромешной тьме наступил на спящего серба.
— Кто здесь? — воскликнул тот, подняв голову.
Но вместо ответа раздался свист клинка, и голова сербского ратника покатилась с плеч. Однако крик его пробудил многих, а там уже и в других местах сербы повскакивали на ноги. И вот уже крики: «Спасайтесь! Нас окружили османы!» разнеслись по огромной территории, на которой расположилось сербское войско. Но во внезапно возникшем хаосе никто не знал, ни что нужно делать, ни даже с какой стороны ударили турки. Попытки Вукашина и Углеши восстановить порядок и построить войско для обороны ни к чему не привели. Кромешная тьма сделала свое дело. Сербам казалось, что турки преследуют их на каждом шагу, что они где-то рядом. Страх медвежьими когтями вонзался в сердца ратников. Во мраке ночи они стали нападать один на другого, рубить друг друга на части. Испугавшись неожиданного шума и железного лязга, кони, до этого мирно пасшиеся и отдыхавшие на лугу, заржали, начали подниматься на дыбы и лягать друг друга, чем создали еще большую сумятицу, а затем ошалело пустились вскачь, давя и сербов, и турок. Эфренос-бей не ожидал такого поворота, но остановить ход событий он уже был не в силах. Впрочем, происходившее его устраивало. Междоусобная сеча продолжалась час с лишним. Затем, когда только начало рассветать, сербы бросились бежать. Одни к реке, где почти тут же, отягощенные броней и оружием, тонули. Другие — в противоположную сторону. А у османов не было ни сил, ни желания их преследовать. Да и зачем, если многие сербы сами бросались им в руки…
— Андрия! Сил моих нету! — вопил, захлебываясь хлынувшей в рот водой, Гавро, отчаянно размахивая руками.
— Меч и булаву отстегни, — советовал Андрия, так же едва державшийся на воде.
А до правого берега совсем уже близко. Выраставшие из полумрака плавни манили к себе, обещая жизнь.
— Не могу, Андрия. — Над головой Гавро сомкнулись круги, но уже через мгновение он снова появился на поверхности.
— Руку давай! Давай руку!
Андрия из последних сил тянул за собой односельчанина. Но силы начали покидать и его. А вокруг стоны и крики. Крики о помощи и предсмертные стоны. Тонущие люди и плывущие кони. Все перемешалось в этот час. И, казалось, спасения не будет. Но вот и твердое дно. Хоть и на цыпочках, но Андрия на секунду замер. Перевести дух. Это было спасение.
— Живой, Гавро? — спросил он.
— Живой вроде, — ответил сосед.
Держась за уздечку коня, благополучно переправился на правый берег и король Вукашин. Следом за ним вышел из воды и верный паж Никола Хрсоевич. Тяжело дыша и нервно покачивая головой, Вукашин обернулся и посмотрел на то место, где всего лишь несколько часов назад праздновало будущую легкую победу сербское воинство.
— Что же это было, Никола?
Паж не узнал голоса своего господина. Да и сам Вукашин сделался каким-то страшным, согбенным и совершенно седым старцем.
— Не знаю, господин.
— Неужто Бог проклял христиан и устремил свои взоры на безбожных агарян?
— Не знаю, господин, — твердил насмерть перепуганный паж.
— Едем, Никола! Едем прочь от этого проклятого Богом места.
Никола Хрсоевич с большим трудом помог Вукашину сесть в седло. А затем взобрался на свою лошадь и сам. Фыркая и брызгаясь пеной, лоснящиеся после невольного купания кони направились в сторону сербской границы.
Читать дальше