Алексей Домнин - Матушка-Русь

Сам Путята быстро струны перебирает, на месте пританцовывает. В отсветах костра его длинная борода кажется огненной.

Прислушивается издали Святослав к тяжелому топоту с присвистом и перезвоном, улыбается. Велика душа русская: в радости ее не унять, в беде не понять — не затужит, не заплачется.

Все больше крепнет у князя надежда. Не пировать половцам победы, полону большому не радоваться. Насмерть встанут на брани русские хоробры супротив черной силы.

Вдруг услышал князь приглушенный девичий вскрик, возню у своего шатра. Обернулся. Две тени метнулись в сторону и пропали.

— Тати треклятые, — заругался тощий ратник, поднимаясь с земли. — В такой час на княжье добро позарились…

Святослав бросился в шатер. Насмерть перепуганная, забившись в угол, сидела там половчанка. Князь удивился. Совсем он забыл про невольницу. Странная она: то ласковая, а то сидит, сжавшись в комок. Как зверек дикий.

Утром зашел к ней Святослав — она песню мурлычет. Грустную и тягучую. Князь присел рядом, подпевать начал. Невольница замолкла, уставилась на него своими черными глазами.

— Бабка у меня половчанка была, она научила, — просто сказал Святослав.

Девушка так обрадовалась его словам, будто ее на волю отпустили.

Может, и вправду отпустить? Кто знает, что будет завтра.

Он подсел к невольнице. Она все еще вздрагивала, не оправившись от испуга. «Ольстиновы люди были, — подумал князь, вспомнив угрозу боярина. — А может быть, и половцы…»

Он ласково улыбнулся девушке.

— Соскучилась, поди, по отцу-матери? Иди к своим, пока не забрезжило, успеешь до света.

Радостью сверкнули глаза невольницы. И жалко стало ей молодого князя: добр он и ласков. Пусть помилуют его половецкие стрелы.

Помедлила черноглазая и вдруг обвила горячими руками шею князя.

— Ну-ну, не балуй, — отстранил ее Святослав.

— Посиди со мной, — попросила она.

Святослав присел:

— Расскажи что-нибудь.

— Про себя можно?

Князь кивнул.

— Отец сказал мне: будешь ты женой батыра. Я ждала этого батыра и думала, что он большой и красивый. А приехал старый хан Елдечук, кривоногий и смешной. Отец сказал: «Вот твой батыр. Он дает за тебя большой выкуп». Я долго плакала. Про этого хана Елдечука так рассказывали. Попал воробей в орлиное гнездо, и стали его считать орленком. Орлята выросли, а воробей нет. Птицы думали, что он еще подрастет, и дали ему ханство, как настоящему орлу. Прошел год, прошел другой, а воробей был все так же мал. И все поняли, что он воробей… Но посадить его обратно к воробьям не тоже, и в орлах ему тоже не место. И махнули рукой.

Так и живет воробей среди орлов и принимает орлиные почести. Елдечук хотел приехать за мной. Но тут пришли вы и стали воевать. Вот и все.

Святослав провел рукой по ее волосам.

— Горлинка ты моя. Не дам тебя воробью на съедение.

Поднялся и поспешно вышел.

…Кровавые зори рассвет возвещают. Воронье гомон подняло. Завыл в овраге одинокий волчище и смолк.

Ратники к побоищу готовятся.

Самошка в чистую рубаху облачился, лапти снял. Заставил и сынов так же сделать.

— Деды наши босые дрались, а мы веригами, как монахи, обвешались. Чур, отца не срамить! — добавил он грозно.

Ветер по степи прошел, заколыхал стяги полков Игоревых. Солнце багровое глянуло из-за тучи и скрылось. Полыхнули тучи кровавым пламенем и потухли. С гиком поднялись половцы на русское воинство. Русичи щитами красными преградили им путь. Запели стрелы, понес их ветер стаями на русский стан.

Второй день жестокая сеча идет, в далекой степи, на чужой земле. Поредели полки, отходят, помалу рубежи сдавая. Сумел Кончак оттеснить русичей от реки, окружил на бугристой солончаковой равнине.

Будто огромной живой подковой стиснуло войско Игорево и края подковы скрыты за пылью. Рвутся русичи к реке — то разломится где-то подкова, то снова сожмется теснее и уже.

Много битв видывала земля. Такой не бывало.

Весь прошлый день бились без роздыху. Майская ночь светла; и ночью гремели мечи о шеломы, с диким гиком бросались половцы на русичей.

Только к утру, сами вконец измаявшись, позволили малый отдых.

Тут же, где бились, среди тел порубленных, падали ратники, мертвым сном засыпая.

Святослав, шатаясь, брел к своему стану. Кто-то подхватил его под руки.

Глянул — увидел в лунном свете лицо половчанки. Подивился — как не ушла к своим, почему его, словно ладу милого, встречает. Где-то воды раздобыла в ведерке. Жадно и долго пил князь.