Ахмед Боков - Сыновья Беки

Хасан, держа в руках вожжи, шел по стерне и погонял лошадей. Сями тяжело ступал по борозде.

Исмаал успел уже раскидать зерно на всем отрезке, который они наметили вспахать в этот день, и ушел в шалаш. Таков неписаный закон: кто ночью стерег коней – тому днем спать.

Следить за тем, чтобы лошади не уходили в сторону, задача нелегкая. Из конца в конец саженей двести.

Хасан не спускает глаз с лошадей. Но вот Сями поднимает плуг и резким движением опрокидывает его. Хасан облегченно вздыхает. Только радость его недолгая. Лошади поворачивают, и все начинается сначала.

В первые часы работа эта казалась Хасану даже интересной. Но однообразие делало свое дело. К тому же и усталость одолевала. Хоть бы поле было ровным. Так нет же! То подъем, то спуск. Все труднее ноги передвигать – как свинцом налитые с непривычки. И, будто назло, всюду торчат прошлогодние кукурузные корешки, того и гляди, носом вспашешь землю.

В прошлом году Хасан прошел с отцом два круга, даже обиделся, что больше не пришлось. Зато сейчас с удовольствием бы стал делать что угодно, только не это.

Вот Сями идет себе за плугом! Босиком по мягкой земле. И никаких тебе кочек под ногами. А Хасану из-за этих колючих корней и чувяки нельзя снять.

Мальчик то и дело поглядывает на солнце, но оно стоит на одном месте, словно начищенный до блеска медный таз.

Хасан видит на противоположном склоне Гойберда и Рашида. Гойберд обеими руками высоко поднимает, а затем с силой опускает тяжелый кол. При каждом ударе он низко склоняется к земле, будто кланяется ей, просит, чтобы пожалела его за мучения, уродила бы побогаче. Сын с сумой на шее идет следом за отцом, бросает зерно и ногой засыпает ямки.

К полудню и кони из сил выбились, так и норовили остановиться, передохнуть. Сями то и дело напоминает Хасану, чтобы погонял, и сам все понукает. Но лошади едва плетутся. Особенно хасанов мерин. Он и поначалу не торопился, но две другие – они еще молодые, разум не тот, что у старого мерина, – сразу взялись резво. Им нет дела, что старине это тяжко. В два счета его замучили и себя загнали. А теперь вот и толку мало, что молодые: крикнут на них – тогда и рванут. А мерин и того сделать не может, весь в пене. Клочья шерсти на его боках похожи на траву, примятую ливневым потоком. И весь он дымится паром, как земля ранней весной.

Хасан идет и думает: «Вот сейчас будет конец борозды и Сями велит распрягать коней!» Но Сями молчит, губа его неподвижно висит. «Неужели он никогда не устанет?» – удивляется Хасан.

Но вот наконец, когда все, кто пахал на других участках, уже распрягли, и Сями сказал долгожданное:

– Давай и мы отдохнем…

Наскоро перекусив, Хасан ничком повалился на траву около шалаша. Все тело будто свинцом налилось и болело: ни ногой шевельнуть, ни рукой. Страшнее всего было то, что нежиться предстояло недолго, – того и гляди, Сями позовет.

В эту ночь Хасану уже было не до сказок и не до красоты неба. Он завалился спать с наступлением темноты.

На другой день с Хасаном работал Исмаал. Он частенько останавливал лошадей, давал им передохнуть. И жизнь уже не казалась Хасану такой мрачной, как накануне.

– Видать, нам еще придется повозиться с десятиной Товмарзы, – сказал Исмаал, – а я-то надеялся, что с обеда за твою примемся. Не зря говорится: загадать легко, сделать трудно. Ну ладно, и завтра поработаем.

Хасан очень горд, что Исмаал говорит с ним на равных, как со взрослым. А ему так надо скорее стать взрослым!..

В полдень приехал Товмарза, а с ним и Соси, которому не терпелось посмотреть, как идет у него пахота, да и обед сыновьям привезти надо было.

Соси ссадил Товмарзу и, не сказав никому ни слова, тронул арбу к своему полю.

За спиной у Соси сидела Эсет. Она держалась одной рукой за борт арбы и глядела на Хасана. Ей и невдомек, что родители хотят возвести глухую стену между детьми. Эсет – не теленок, к стойлу ее не привяжешь. Девочке скучно одной, потому она и тянется к Хусену. И нет ей никакого дела, беден он или богат, обут или бос. Просто им хорошо вместе, весело. И Хусен такой добрый, не то что ее брат Тархан. Хусен никогда не обижает Эсет… Будь на то ее власть, плетень, разделяющий их дворы, не простоял бы и дня.

Хасан не смотрел на девочку. Он, может, и не заметил ее вовсе. Глаза его не отрывались от Товмарзы, который широким уверенным шагом шел прямо на них.

Как обрадовался Хасан, когда третьего дня Товмарза убрался восвояси. Пусть им надо пахать за него, лишь бы не видеть перед собой самодовольной физиономии этого болтуна. И вот, на тебе, явился…