Ахмед Боков - Сыновья Беки

Подошла очередь и Кайпе нести сто рублей на обоз. А где их взять, если она до сих пор и за землю не может расплатиться! И почему вообще с нее берут на обоз, когда у нее сын на войне?

Кайпа пошла с жалобой к Ази. Так, мол, и так, почему сдираете две шкуры с одного человека? Откуда ей знать, что Ази заодно с Саадом. А Саад не успокоился, убрав с дороги Хасана. Он знал, что второй сын Беки тоже подрос, вот и задумал убрать и его. И Ази тут как тут – на подмоге.

Оба они знали, что Кайпе, хоть лопни, не собрать нужных денег и придется отпустить сына возчиком.

Ответ Кайпе был давно готов.

– Обоз идет на войну с турецким падишахом, – сказал Ази строго. – А твой сын воюет против германского падишаха! Понимаешь ты это или нет?

– Чтоб они укрылись землей, и германский твой падишах, и Николай-падишах, и…

Она хотела сказать: «И ты вместе с ними», но сдержалась.

– Иди, иди отсюда со своими проклятьями! Смотри, как бы новой беды не нажить! Да приготовь деньги! Слышишь?

– Что? Откуда у меня деньги? – повернулась Каппа. – За все мое хозяйство никто не даст мне сто рублей! Что же мне теперь, милостыню просить? А?

Ази молчал.

– Нет, я тебя спрашиваю, где мне взять столько денег?!

– Из могилы моего отца! – заорал вдруг старшина. – Откуда я знаю, где тебе их взять?!

Кайпа с минуту еще постояла, посмотрела на жирную багровую шею повернувшегося к ней спиной старшины и вышла вон. Крупные слезы одна за другой катились по щекам. Она не утирала их. Шла как потерянная, ничего не видя перед собой.

Ходил к Ази и Исмаал просить за нее. Вернулся мрачнее тучи. Не успев войти в дом, сказал:

– Не давай им ни копейки! Говорят, заберут Хусена с обозом. Не верю я этому. Закон не позволит. Он еще мал. Хватит того, что один у тебя уже на войне! У него ведь тоже возраст не совсем вышел?

«Эх, – думает Кайпа, – если бы все делалось по закону. Тебе ли, Исмаал, надеяться на закон?»

У Хусена и правда возраст еще не тот, чтобы гнать и его на войну – он лишь тянется, как бузина.

Кайпа готова что угодно продать, только бы не пустить его. А Хусен вдруг стал рваться на войну. Мать онемела, впервые услышав от него об этом.

– Я уже взрослый, нани, ничего со мной не случится, – успокаивал он ее, – И обязательно вернусь! А от судьбы никуда не уйдешь.

– Что ты уговариваешь меня, как ребенка! Ничего не пожалею, в огонь тебя не брошу!..

– Вот ты всегда так! Все одна решаешь! А что можно сделать? Ну, продашь лошадь, дом, а дальше что? Пойдешь по миру?

– И ты туда же, совсем как Хасан?

– Мы же братья!

– Ну конечно, вы братья. А я кто? Только мать. Надо ли меня слушать?… Что же, больше ничего не скажу. Да оно по-моему и не вышло бы. Ста рублей за наше хозяйство не выручишь…

Эсет была ошеломлена, узнав, что Хусену придется уйти с обозом. Она вся как бы онемела. Впервые им предстояло расстаться. И Эсет вдруг поняла, как будет трудно не видеть Хусена. Не привыкшая скрывать от него свои чувства, она теперь не смогла ничего утаить. И всякий раз при встрече с ним чуть не плакала.

– Не ходи, Хусен! – умоляла она. – Насильно ведь не заберут? Тебе еще лет мало. Только взрослых забирают насильно.

– Ничего не поделаешь, Эсет. Раз нет денег, придется идти.

– Я достану вам денег! – сказала она однажды, придя к Хусену, да с такой уверенностью, будто ей стоило только руку протянуть.

Хусен не знал что сказать, пожал плечами и улыбнулся.

– Не веришь? Думаешь, не доберусь до денег дади?

Эсет говорила громко и смело. Хусен удивленно посмотрел на нее. Такой она еще никогда не была. И странно, теперь и он вел себя совсем по-другому. Ведь стоило бы ей прежде сказать такое, разговор на том бы и прекратился. Хусен крикнул бы, что он не нуждается в их деньгах, и они, чего доброго, поссорились бы. А сейчас Хусен смотрит в горящие глаза Эсет, видит ее взволнованное лицо, светло-каштановые пряди, выбившиеся из-под шелкового платка – и его охватывает не испытанное еще дотоле чувство, хочется сжать в ладонях эти нежные, как персик, щеки и притянуть к себе ее голову…

– Я знаю, где лежат деньги. Только бы достать ключи!..

– Не надо, Эсет! – смущенно, но благодарно шепчет Хусен. – Это же воровство! И все из-за меня!

– Нет, это не воровство! – упрямо настаивает Эсет. – Я должна спасти тебя. Я… я не могу без тебя!

Последние слова она почти выкрикнула. И оба в смущении потупились.

Вошла Кайпа, и они замолчали. Щеки Эсет пылали. Она вдруг впервые застыдилась, что ее застали наедине с Хусеном. Ведь мать давно твердила ей, что она уже в таком возрасте, когда неприлично оставаться один на один с юношей…