Ахмед Боков - Сыновья Беки

Как ни глубока посудина, а без конца и в нее воду нельзя лить – через край перельется. Пристав не мог не знать, что чаша терпения народа не бездонна. Но, похоже, ничто его не заботило. «Жить надоело», – говорят о таком человеке.

Узнав о запрете, старый Эда-Хаджи, всеми почитаемый человек, решил сам идти с отарой в лес. Надеялся, что его-то уж не прогонят.

Не тут-то было. В тот же день пристав потребовал старика к себе. Жестокий изверг не посчитался с возрастом Эда-Хаджи, кричал, орал на него, а когда тот попробовал что-то сказать, еще и плюнул ему в лицо.

Это и было той каплей, переполнившей чашу.

– Отец! Больше он не плюнет! Ни на тебя и ни на кого другого, – твердо заявил сын его Саги.

…Почтарь Мухтар жил через дорогу от полицейского участка.

Мухтар не отказал в просьбе Саги. Честно говоря, он и сам недолюбливал пристава.

На правах почтаря Мухтар много раз бывал в доме пристава, как говорится, имел туда свободный доступ. Потому-то именно его, а не кого-нибудь из своих многочисленных родственников Саги попросил о помощи. Мухтар сказал Саги, куда выходит окно кабинета, где пристав обычно работает вечерами.

Люди в селе уже спали, когда Саги подкрался к дому. Хоть небо было и ясное, а ночь – глаз выколи. От дождя, что лил накануне. Несколько часов кряду, на улице непролазная грязь. Ноги увязают, обувка хлюпает.

Сквозь щели в створках ставен тонкими лучиками падал на землю свет.

Мухтар уже проверил и доложил: «Пирстоп не спит, он сидит в кабинете за столом».

Ухнул глухой выстрел, будто ударил он в подушку.

Через миг под окном никого не стало.

Убийство выявили не тотчас. Как потом выяснилось, выстрела не слышал никто: ни жена, ни охрана.

Не дождавшись мужа в спальне, жена решилась наконец оторвать его от дел и вошла в кабинет. Он сидел в своем кресле, привалясь к столу.

– Вот и жди его, – игриво произнесла она. – Смотри, где заснул! А я-то думаю, муженек работает!..

Пристав не шевелился. Тогда жена толкнула его в плечо.

– Ты что, умер? – капризно вытянув губы, сказала она и, заглянув в лицо, оцепенела.

Полуприкрытые глаза пристава были такими, какими они бывали в гневе.

Понятно теперь, что обрадованные этой смертью люди быстро забыли о несчастном Аюбе.

И если бы свершилось все то доброе, что в народе желали тому, кто убрал злого хищного зверя, счастливее Саги не было бы на земле человека и жить бы ему сотни лет.

Не все еще знали, чьих это рук дело. И легенда о смельчаке плыла на волнах людской неистощимой фантазии. Он, этот человек, был уже сказочным героем, непомерного роста, безграничной силы и смелости…

А те, кто знал, что герой этот – Саги, готовы были на все, лишь бы спасти его от жестокой расправы властей.

Зависть к безвестному смельчаку и зло на себя перемешались в душе Хасана. «Вон ведь, самого пирстопа кокнул, и казаки-охранники – не помеха, а я уже столько лет не отомщу за отца!» – думал он.

Все повернулось так, что убийцу пристава искали недолго. И имя его не открылось преследователям.

Началась война, и все забыли об убитом приставе.

Власти заботились о другом. На фронт, на защиту царя и отечества надлежит выставить ингушский кавалерийский полк. Но каково собрать целый полк из освобожденных от воинской повинности ингушей? Да и что он сделал для них, этот царь, чтобы ингуши согласились сложить за него свои головы? Даже с соседними казаками не захотел в правах уравнять.

Но как ни трудно, а полк сколачивать надо. И потому не до пристава, не до убийцы и не до арестов. Власти всячески заискивают перед народом. Важно в срок выставить полк. А пристава можно и другого найти…

И нашли. Ингуша. Решили, наверно: убьют, так своего.

От сагопшинцев отправляли на войну около двадцати человек.

Осеннее утро было еще почти по-летнему теплым и солнечным. А в доме Кайпы царили грусть и тревога.

– Ну что ты заранее в трауре, нани? – улыбается Хасан. – Вот если убьют, тогда и будешь горевать.

Кайпе от этих слов еще тяжелее. Она молча утирает глаза концом платка.

А Хусен? Хоть и вымахал ростом с хорошего мужчину, а ребенок. С завистью смотрит он на брата, стоящего посреди комнаты в новой черкеске и в новой шапке.

– Хасан, посади меня на коня! – просит Султан.

Хусен смотрит в окно и будто впервые видит отличного коня, купленного, как и для всех уходящих на войну, на деньги сельской общины. «И почему меня не берут? – думает он с досадой. – Я и ростом с него…»