Юрий Мушкетик - Семен Палий

— Погоди. Сколько, ты говоришь, возов сена? — вдруг прервал Мазепа. — Тысячу? Я тебе что говорил? Чтоб сена как можно больше. Ты что ж это, а?

— Да, пане гетман, — испуганно пролепетал управляющий, — плохие травы нынешний год, негде косить.

— Я тебя выкошу так, что тебе и сидеть не на чем будет, — грозно свел брови гетман.

— Хорошо, будет сделано, пане гетман, у мужиков возьмем.

— Как знаешь, не мое дело, — махнул рукой гетман. — Читай дальше.

Мазепа опять погрузился в раздумье. Не может он чувствовать себя спокойно, пока живы сторонники бывшего гетмана Самойловича. Приходилось действовать хитро и тонко. Ломиковский составил донос на Леонтия Полуботка, будто тот сговаривается с татарами. Нелегко было и с женихом дочери Самойловича Юрием Четвертинским, который жил в Москве и мог в любой момент быстрее самого гетмана дойти до царицы, к тому же у Юрия был довольно влиятельный дядя, митрополит Гедеон. Иногда приходилось скрывать свои мысли от самых близких. Димитрию Раичу гетман в знак милости подарил село Березань, а Войке Сербину — Подлинное, хотя в то же самое время написал письмо в Москву о том, что эти люди нежелательны для государства и будто бы «имеют замыслы измены».

Но и эти опасности миновали. «Все они в Сибири медведей пасут», — криво усмехнулся своим мыслям гетман. Были и другие — добрые вести. Вот хотя бы письмо от Голицына, где он сообщал о попе-расстриге из Путивля, который доносил в Москву, будто Мазепа покупает земли в Польше и дружит с поляками; конечно, ни царица, ни он, Голицын, нисколько не верят этим доносам и их отношение к гетману не изменилось…

Джура доложил Мазепе, что Палий и Искра просят у него свидания. Мазепа удивленно поднял голову и заерзал в кресле.

— А этих зачем нелегкая… — начал было он, но осекся на полуслове. — Добре, иди проси их, — кивнул он джуре.

Быстрицкий прервал доклад и вышел. В дверях он почти столкнулся с Палием и Искрой, неторопливо входившими в приемную. Мазепа хотя и растерялся несколько, но не подал виду. Он медленно поднялся навстречу гостям, изобразив радостную улыбку на лице, и заговорил дружеским, чуть снисходительным тоном:

— Очень, очень рад, друг Семен, давно я тебя не видел, да и ты, Захарий, что-то не наведываешься. Извините, что так принимаю, по-домашнему, — гетман провел рукой сверху вниз по своей одежде. Турецкий халат свободно облегал его ладно скроенную фигуру, из-под халата выглядывали шелковые шаровары, заправленные в бархатные, усеянные звездочками сапоги. На голове красовалась голубая феска.

— Да садитесь, — пододвинул им кресла Мазепа. — Рассказывайте, что у вас нового, как житье-бытье, давно ли из родного сечевого дома?

— Я уж и забыл, когда сечевой кулеш ел, — ответил Палий. — Как говорил Сирко, тесно мне там, не сидится, потому и ношусь, как дубовый лист, по Правобережью.

— Был у меня вчера посланец от Григория Сагайдачного. Не пойму, чего волнуются запорожцы, видать, опротивел им тот кулеш, — бросил Мазепа.

— А что случилось? — как бы равнодушно спросил Искра.

— Да я пригласил из Москвы фортификатора Косачева строить крепость: есть слухи, что татары неспокойны. Тот и построил одну такую для препоны татарам, Ново-Богородской зовется, а сечевики подумали, что это против них, И пошло…

— Это та, что напротив Сечи? — спросил Палий и незаметно наступил на ногу Искре, хорошо зная, что гетман старается прибрать к рукам запорожцев.

Мазепа не ответил. Наступила минута молчанья.

— Рассказывай, Семен, как живешь?

— Какая там жизнь? Отживаю, а не живу. Как перекати-поле по ветру болтаюсь, старость подходит, пора и про свои угол подумать, Опротивели мне все эти турбации, осесть думаю,

Мазепа едва не крикнул «где?», но во-время сдержался. Разные мысли зароились в голове гетмана, — он давно побаивался Палия. Хорошо бы переманить его на свою сторону, да страшновато, — не вышло бы смуты. Больше всего Мазепа опасался, как бы Палий не осел в Сечи. Разве не хотели уже однажды сечевики выбрать его кошевым и не выбрали только потому, что Палий был тогда еще молод, а это противоречило казацким обычаям?

— А где же ты думаешь себе место облюбовать? — все-таки не выдержал, спросил Мазепа. — Не у зятя ли, часом?

Палий решил говорить напрямик:

— Нет, на Правобережье. Я уже привык к руинам, там думаю и век свой дожить.

У Мазепы радостно заискрились глаза, — лучшего он и желать не мог.

— Хорошо ты решил, только с татарами немного придется царапаться, да не тебе их бояться.