Инна Сударева - Ловите принца! (Щепки на воде)

— Это же надо — сегодня свидание, — продолжал ныть Ларик, натягивая штаны, форсистые — в красно-черную полоску. — А ведь просил Стива — бей куда хошь, только не в репу. Гад, специально он, что ли?

Пек лишь плечами пожал, скинул ночную сорочку на кровать и поспешил одеться: зеленая полотняная рубашка, простые черные штаны, а сверху — любимая куртка с капюшоном, вязанная из толстой бурой шерсти. Подпоясавшись широким кожаным поясом, он натянул носки, затем — невысокие сапоги и привычно, быстро разобрался со шнурками. Он обожал уютную теплую одежду и обувь, пледы, огонь очага и ненавидел зиму, осень и всякое ненастье и связанные с ним неудобства. За это Ларик часто обзывал приятеля неженкой. В общем, прозвищ у Пека было предостаточно.

В самом деле, казалось странным: такой стальной боец, мастер мордобойного дела, а выносить не может холод и сырость…

— Может сбегать к Нине — попросить какой-нибудь пудры? — бормотал тем временем Ларик, осторожно щупая синяк.

Нина — так звали одну из горничных, что прислуживала жильцам дома на Звонкой улице. У нее при себе, на поясе, всегда болталась дамская сумочка из зеленого бархата, полная всяких дамских притираний: белилами, румянами, помадами и, конечно, пудрой. И как раз пудра казалась 'украшенному' Ларику подходящим средством для маскировки следа геройской профессии…

Уже два года Ларик и Пек снимали на Звонкой улице — в сравнительно богатом квартале Илидола — небольшую, но чистую и приличную комнату на втором этаже длинного и узкого дома. Раньше, только приехав вместе с папашей Влобом и остальными его парнями в Илидол, мальчики жили на окраине города, в трущобах — на лучшие 'апартаменты' не хватало денег. Тогда и папаша Влоб не особо преуспевал. В Илидоле — самом восточном городе королевства Лагаро, жившем торговлей с соседним княжеством — он решил начать дело с бойцовым домом с нуля, а для этого требовались значительные денежные вложения. Поэтому даже Влоб первое время ютился в тех же хижинах, что и его бойцы, и экономил на всем.

Прошло время, и дела папаши задвигались в гору. Благодаря такому умельцу мордобойного дела, каким оказался юный Пек, бойцовский дом Влоба стал самым посещаемым в Илидоле. Сюда за развлечениями заглядывали даже дворяне, чиновники и весьма состоятельные купцы. Благодаря их щедрости папаша Влоб скоро обзавелся пусть небольшим, но собственным домиком в Зеленом квартале, прилично его обставил, нанял хорошего повара, слугу и симпатичную пухлую горничную Агату. Та, женщина ловкая и хитрая, к тому же вдова, довольно быстро превратилась в полноправную хозяйку папашиного дома. Иногда даже покрикивала на парней-бойцов, заходивших ко Влобу обсуждать дела:

— Эй вы! Ноги опять не вытерли! Наследили! Вот я вас метлой!

Только Пека-Рифмача она встречала благосклонно, улыбками и ласковым 'день добрый, сынок'. А все потому, что однажды ловкий юноша преподнес ей ромашку и сказал певуче:

Милая дама Агата,

Вас увидать — мне отрада.

Вы — как роскошный букет,

Право, прекрасней Вас нет!

Хозяйка тогда покраснела и поцеловала улыбающегося льстеца в щеку. И после всегда угощала приходивших вместе Пека и Ларика домашними пирожками…

— Эх, — все маялся Ларик, привязывая черные рукава к красной выходной куртке, — боюсь, не даст мне Нина своих сокровищ.

— Если тебе очень нужно, я выпрошу, — подмигнул другу Пек.

— Ну да. У меня впечатление, что у девчонок ты можешь добиться не только их пудры, — ухмыльнулся Ларик, берясь за башмаки с пряжками. — Куда сегодня пойдешь? Опять к новой?

— Точно, — кивнул Пек, все наблюдая, как наряжается приятель. — Как же ты долго возишься — словно девчонка…

— Мне не наплевать, в каком виде я явлюсь пред очи любимой девушки. В отличие от тебя, — заметил Ларик.

Пек снова пожал плечами, выудил из-под подушки свой кошелек, в котором серебро весело перезвякивалось с медью, взял со стола у окна свой длинный кинжал в простых ножнах, сунул его за пояс и прыгнул к выходу:

— Прощай, друг, мне уже некогда.

— Давай-давай, — буркнул Ларик уже хлопнувшей двери. — Наш пострел везде поспел, — а сам бережно, словно что-то хрупкое, вынул из сундука, стоявшего меж кроватями, огромный алый берет с белыми перышками при серебряном шнуре, и водрузил сие произведение шляпного искусства на свою голову. — Подумаешь, синяк, зато берет — все беретам берет! Злате не устоять, — и в который раз заглянул в таз с водой — на любимое отражение.