Иван ФИРСОВ: От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

7 сентября русская эскадра вошла в Неаполитан­ский залив. Первым прибыл с визитом к русскому флагману коммодор Троубридж. После привычных приветствий и любезностей, объяснив обстановку в Не­аполе, коммодор попытался откланяться.

— Каков план действий господина коммодора про­тив французов? — Ушакову не внушали доверия и слишком скоропалительный визит, и явно нервозное поведение англичан.

— Я имею цель идти на север, — коммодор не­сколько медлил, он был не совсем готов к ответу, — в акваторию Чивита-Веккия, там крейсируют два моих фрегата.

— Как долго и где будете продолжать плава­ние? — спросил Ушаков.

— В Палермо, сэр.

Ушаков в упор смотрел в бегающие глаза коммодо­ра, сказал:

— Чивита-Веккия не должна упустить неприяте­ля. Союзные обязательства надобно выполнять.

— Да, сэр, мы будем принимать все меры, по воз­можности…

Ушаков кивком дал понять, что визит окончен: «Из этого союзника ничего не вытянешь».

Спускаясь в шлюпку, Троубридж облегченно вздох­нул.

С наступлением темноты английские корабли вы­скользнули в море и взяли курс на Чивита-Веккию.

После коммодора прибыл с докладом капитан 2-го ранга Белли.

Ознакомившись с рапортом, Ушаков смотрел в упор:

— В капитуляциях, кои мы подписывали, усмат­риваю упущения немалые и по странности, — Федор Федорович не спускал глаз с Белли, — все они написа­ны на пользу англичан.

Краска медленно залила лицо англичанина на рус­ской службе.

— Но не на славу и честь российскую и государя императора, — закончил Ушаков.

Он отпустил Белли. «Сколько можно россиянам сих прихвостней терпеть? А вот, поди же, орден генераль­ский получил от государя, не чета мне, а я не был в хо­датайстве за него».

Вошел адъютант, лейтенант Балабин. Ушаков при­гласил его к столу, вестовой только что принес чай.

— Повеление государя ныне имеем и доверенность корон Обеих Сицилии послать войска в Рим в Чивита-Веккию и прочие места Римской области освобождения для оных от французов, — Федор Федорович отпил чай, с кормы тянуло ночной прохладой. — Даю вам, Петр Иванович, доверенность полную о заключении капитуляции. Надлежит не позже послезавтра выехать к Риму, дабы войска наши упредить.

Балабин понимающе кивнул головой. Прощаясь, адмирал назидал:

— Полковник Скипор с войсками и с неаполитанца­ми выйдут не ранее трех дней спустя, а вы поспешайте…

Федор Федорович еще в Палермо усмотрел в поведе­нии англичан притворство. Разговор с Троубриджем утвердил его в том, что союзники замышляют за его спиной неладное.

На следующий день рано утром на берег свозили де­сант, пушки, амуницию. Для марша на Рим Ушаков выделил 820 офицеров, матросов и солдат под командо­ванием полковника Скипора.

После обеда в сопровождении русского поверенного при короле статского советника Италийского и офице­ров Ушаков съехал на берег и осмотрел Неаполь. По улицам он шел открыто, без вооруженного эскорта. Обыватели, узнав, что это «самый главный русский», останавливались и с почтением кланялись. Все осмот­рел Ушаков, заглянул и в места, где томились плен­ные, на душе стало скверно.

Состоялась его встреча и с кардиналом Руффо. По­следний на все лады расхваливал русских моряков.

— Признание вашего преосвященства снискали войска наши, сие похвально, — Ушаков с любопытст­вом всматривался в откормленное лоснящееся лицо кардинала, — но, — адмирал сделал небольшую пау­зу, — усматриваю нынче в градских кварталах беспо­койств немало. — Метакса переводил довольно медлен­но, итальянский он знал хуже турецкого и английско­го. — Разумею, что казнь виновных начала приводить многих в содрогательство и в сожаление, которое час от часу умножается.

Кардинал прикрыл глазки, ответил:

— Всевышний Господь карает клятвоотступни­ков…

— Милосердие и прощение впадших в погрешность богоугодное благодеяние. — Ушаков не мигая смотрел на Руффо. Невольно всплыл в памяти дядя его, настоя­тель Санаксарского монастыря преподобный иеромо­нах Федор, сосланный Екатериной II на десять лет по делу Емельки Пугачева…

«То-то терпели муки за оных бунтовщиков, а ты их в крови топишь. Видимо, слуги Божьи по-разному па­ству свою ограждают».

Ушаков продолжал:

— Ваше превосходительство, полагаюсь на хода­тайство ваше перед его величеством, яко перед отцом, свое отечество и своих подданных любящем; таковое благодеяние восстановит усердие, ревность и повинове­ние законам и наилучшему исполнению повелениев