Игорь Тимофеев - Ибн Баттута

Путешествие Ибн Баттуты на Мальдивы — чрезвычайно важный этап его странствий. До него на островах побывали такие известные географы и путешественники, как Сулейман-купец, аль-Масуди, аль-Бируни. Каждый из них внес свою лепту в научное освоение Мальдивского архипелага, но их сведения, как правило, были отрывочны и зачастую невнятны. Мальдивы в то время были населены буддистами, а значит, неверными, что само но себе ставило заслон пониманию арабскими исследователями подробностей их быта и общественной жизни. Иное дело Ибн Баттута, который провел на Мальдивах около полутора лет и даже удосужился ввязаться в перипетии дворцовой борьбы за власть. Стоит ли говорить о том, какие преимущества это открывало перед человеком, который изучение жизни иных народов поставил своей главной целью и следовал ей неотступно всюду, куда бы ни занесла его судьба. Именно поэтому описание Ибн Баттутой Мальдивских островов можно безоговорочно отнести к разряду шедевров географической литературы, заново открывших европейцам экзотическую страну уже после того, как там обосновались португальские конкистадоры. Неспроста именно раздел о Мальдивах составной частью вошел в один из первых европейских переводов труда Ибн Баттуты, который издал в 1819 году немецкий ориенталист Генрих Апец.

Ибн Баттута отнес острова Мальдивского архипелага к чудесам света, и такими они, очевидно, представлялись ему, когда, подчиняясь воле капитана Омара из Хинаура, остроносая дау лавировала по ветру в поисках узкого входа в лагуну. Полоска бирюзовой кристально чистой воды вклинивается в берег, сверкающий белизной кораллового песка, чуть далее поднимается зеленая изгородь кустарников, из-за которых улетают к небу, касаясь друг друга раскидистыми кронами, кокосовые пальмы. Острова, или атоллы, круглой или овальной формы окаймляют мелководные лагуны, в зеркальной поверхности которых отражены низкорослые мангровые леса, судорожно вцепившиеся своими надземными корнями в зыбкие прибрежные пески.

Все здесь кажется необычным, чудным, несравнимым с тем, что уже доводилось видеть. Чистенькие дома мальдивцев, где из дерева, а где покрытые плотными пальмовыми листьями, чуть приподняты над землей; мужчины, смуглые, низкорослые, в белых рубашках и полосатых, обернутых вокруг бедер юбках — сарангах, чуточку напоминают йеменцев, женщины улыбчивые, глазастые, с длинными иссиня-черными волосами, зачесанными на одну сторону; на бедрах черные юбки, обнаженные груди подрагивают на ходу, дразнят голубоватыми окружьями сосков. Чудно правоверному глядеть на такое бесстыдство, но мальдивцы, хотя и сунниты чистейшей воды, словно не замечают греха, да еще предлагают приезжему своих женщин для временного брака: женись, поживи в свое удовольствие, покуда есть дела на острове, а там произнесешь троекратно формулу развода и можешь отбыть куда угодно.

«Когда прибывает судно, — писал Ибн Баттута, — жители острова устремляются к нему на лодках с зелеными кокосовыми орехами, которые они протягивают кому пожелают. Тот, кто получил кокосы, становится постояльцем того, кто дал. Мальдивец берет его вещи и несет к себе домой, словно это его родственник».

Мальдивский период своей жизни Ибн Баттута вспоминал с особым удовольствием. Чуть не силой поставленный на должность кадия (поначалу Ибн Баттута не собирался задерживаться на Мальдивах, намереваясь посетить Цейлон, затем Бенгалию и оттуда двигаться в Китай), он вскоре снова стал богатым человеком. Уважение, которое питали к нему островитяне, было поистине безграничным, а влияние росло не по дням, а по часам, в особенности после того, как ему было предоставлено право выезда верхом на коне, что в былые времена составляло прерогативу визиря. Понемногу устроились и личные дела, и если познал он хоть раз в жизни тепло и уют семейного очага, то это было здесь, на Мальдивах.

По ночам море вокруг коралловых атоллов светится как бы изнутри, словно волшебная лампа Аладдина зажигается где-то на самом дне. У берега плещется рыба, в темноте пронзительно попискивают комары, в домах неуемные гекконы приступают к шумной охоте за насекомыми. Днем Ибн Баттута собран и строг, о его неподкупности ходят легенды, выносимые им приговоры суровы и неотвратимы. Вору без всякой жалости отсекают правую кисть, прелюбодеям назначаются плети, кровавой поркой потчуют также за мздоимство и нерадение к молитве. Иное дело ночью, когда на спящий поселок можно глянуть со стороны. В такие минуты Ибн Баттута остро ощущает свою отстраненность, неизбывную чужесть всему, чего до конца никогда не объемлет душа, похожая на дерево, чудом поднявшееся на перекрестке ветров, в самом сердце пустыни.