Микаил Рафили - Ахундов

Суровую правду о бедствиях и страданиях народа провозглашает Ахундов устами индийского принца. Жесточайший гнет и неописуемая нищета царя! в Иране. Сотни тысяч людей влачат жалкое существование под игом чужеземцев.

Индийский принц рассказывает о полном отсутствии законоположений, царстве безграничного произвола и насилий.

Вся система государственного аппарата, все стороны жизни феодально-деспотического государства нашли в "Письмах Кемалуддовле" осуждение.

С ужасом рассказывает индийский принц о бесчеловечных наказаниях. Здесь четвертуют, вешают, отсекают руки, выкалывают глаза, обрезают носы и уши. По своей жестокости эти казни не уступают пыткам инквизиции в средние века в Европе.

Особое внимание обращает Кемалуддовле на воспитание детей. В Иране существует единственный метод воспитания: пощечины и палки. Подобным варварским обращением калечат молодое поколение, заглушают в нем добрые чувства, порождают трусость и лживость. Можно ли ожидать от детей после подобных методов воспитания благородства и умственного развития?

Кемалуддовле не ограничивается критикой и отрицанием существующего порядка. Одновременно он излагает свою программу. Кемалуддовле требует, чтобы народу были предоставлены гражданские свободы, был учрежден парламент, созданы справедливые законы.

Кемалуддовле, несомненно, был сторонником экономически мощного передового государства. Не случайно вспоминает он времена Сасанидского Ирана. Правда, он несколько идеализирует эту древнюю иранскую державу, представлявшую собой типичное восточное деспотическое государство, история которого написана кровью подвластных ему народов, не раз восстававших против жесточайшего гнета и злодеяний шахов. Это понадобилось Ахундову для того, чтобы противопоставить жалкое положение современного Ирана его древнему могуществу и славе. Мысль Ахундова совершенно ясна. Восточные государства могут сохранить свою независимость, оградить себя от захватнических поползновений англичан и им подобных, только укрепляя свою экономическую и военную мощь. Действительность опрокидывает все надежды лучших людей передового Востока: шах Ирана идет на поводу у астрологов, он никогда не сможет уберечь страну от захватчиков, никогда не позаботится о благе народном.

Критикуя деспотический строй и провозглашая новые государственные основы, Кемалуддовле пропагандирует смелые взгляды. В его речах мы слышим грозные предостережения. Выступая от имени голодного и нищего народа, он не только ставит вопрос о необходимости проведения радикальных реформ, но и говорит о возможности насильственного свержения монархической власти.

"Пусть не думают гордые тираны, — пророчествует Кемалуддовле, — что иранский народ останется навсегда во мраке и невежестве, а они будут беспечно царствовать над невежественным народом, как властвуют над баранами. О нет! Пусть они обратят внимание на историю прошлых дней, и они увидят, что ни одна деспотическая династия не царствовала до конца на иранском троне…

Или появится смелый Баб, или разумный проповедник новой религии, завоевав быстро любовь необразованного народа, верящего в джиннов, шайтанов, бесов, чудесам, колдовству и сверхъестественным явлениям, сотрет с лица земли деспота. Откуда известно, что бабисты, стрелявшие в падишаха, не могут повторить этот грех?" Деспотизм всегда находит свою кару. Только образованный и гуманный правитель может пробудить в народе чувство патриотизма и найти в нем опору своему престолу. Ахундов ссылается на примеры других стран и народов и выражает надежду, что царствующие особы учтут богатейший опыт истории и радикально изменят свое отношение к народным массам.

Освободительные идеи, провозглашенные Ахундовым в "Письмах Кемалуддовле" и других произведениях, имели огромное значение для исторического развития Азербайджана и Ирана. Страстные письма Кемалуддовле стали знаменем революционного движения, путеводной звездой для многих общественных деятелей Ирана, боровшихся с деспотизмом шахов и феодалов.

Освобождение народа от насилия тиранов и цепей фанатизма — основная жизненная задача Ахундова.

"Всякое существо человеческое, — говорит он устами Кемалуддовле, — явившееся на свет, должно пользоваться даром свободы, как требует здравый рассудок. Полная свобода двоякая: одна — свобода духовная, другая — свобода физическая, то есть светская. Первая свобода наша отнята у нас духовенством, и в отношении духовных предметов, то есть религиозных дел, мы никто больше, как позорные рабы духовенства. Оно заставляет нас исполнять всякое глупое свое требование как нечто религиозное, сопряженное, разумеется, с немалым ущербом для нашего кармана и здоровья. Мы не сумеем пикнуть против его воли, опасаясь адской муки, будучи с малолетства напуганы им будущей инквизицией.