Знойный август принес печальные вести. После. 349 дней героической защиты пал Севастополь. Война близилась к концу.
Когда Ахундов вернулся в Тифлис, он окунулся в литературную жизнь. Е.А. Вердеревский готовил издание закавказского литературного альманаха "Зурна" и предложил ему дать что-нибудь яркое, интересное, народное. Ахундов в это время особенно увлекался стихами Вагифа. В грациозно-легких и чарующих стихах этого поэта было много от песен народных ашугов. Они были простыми по форме и ясными по языку. Ахундов перевел на русский язык одно из стихотворений Вагифа и передал его Вердеревскому. Это было послание Вагифа своему другу поэту Видади, служившему у грузинского царя. Издание альманаха было шумным событием на тифлисском парнасе. Но Вердеревский все напутал. Перевод Ахундова был опубликован под странным заголовком:
Идеал красавицы по восточным понятиям (буквальный перевод письма в стихах Моллы Папаха, визиря Карабахского владетеля, к Вагифу, приближенному Имеретинского царя).
Вышла весьма досадная ошибка. Вагиф оказался одновременно карабахским визирем Моллой Панахом и приближенным грузинского царя. А имени Видади Вердеревский почему-то вообще не упомянул.
В Тифлисе, в кругу литераторов, много говорили о досадной ошибке, некоторые злонамеренные люди даже посмеивались. Ахундов был очень огорчен этим. Но какова была его радость, когда, раскрыв "Современник", он заметил в журнале статью об альманахе "Зурна" и прочел похвальный отзыв. "Мы радуемся ее появлению, — писал о "Зурне" журнал, основанный Пушкиным, — потому что она свидетельствует об усилении литературной деятельности за Кавказом, служит проявлением факта, во всяком случае отрадного".
Статья доставила Ахундову моральное удовлетворение. "Современник" высоко отзывался о поэтическом Востоке и среди ряда имен упомянул имя Ахундова.
Автор статьи говорил о "животворном влиянии восточной поэтической природы", о том, "как живительно действует Восток на воображение". Все это было близко и понятно Ахундову, много правды он чувствовал в этих словах русского критика. Именно под живительным воздействием Востока Ахундов написал свои первые драматические произведения. Их диктовала ему жизнь, полная еще не разгаданных загадок, жизнь, во всей своей правде, убедительности, яркости и колоритности. Замечательный русский журнал поощрял его литературную деятельность. "… К г.г. П.Ф. Бобылеву, мирзе Фет-Али-Ахундову, гг. Гранкину, Шишкову, Кержаку-Уральскому. М. Ш-ну, Г. Г. Г., Дункель Веллингу, Цискарову, Берзенову, князю Эристову, графу Стенбоку мы не должны быть строги. Всё, что они напишут, заслуживает полного участия и одобрения, как зародыш и залог более удовлетворительного развития тифлисской литературы в будущем. Мы должны даже сказать, что их произведения и придают "Зурне" право на сочувствие критики. Стихотворения тифлисских литераторов написаны вообще гладкими и легкими стихами; прозаические произведения вообще языком чистым и правильным. Чего же более желать, чего требовать от первых опытов? Мы радуемся, что между коренными тифлисскими жителями являются люди, имеющие наклонность к литературным занятиям; пройдет еще несколько лет — и между ними некоторые будут писать гораздо лучше, иные, быть может, и в самом деле прекрасно".
Автор статьи не читал его комедий, он писал о скромном переводе Ахундова. О, если бы русский критик знал, что он был первым и, кажется, единственным поэтом Востока, который откликнулся на смерть А.С. Пушкина!
"Некоторые будут писать гораздо лучше, иные, быть может, и в самом деле прекрасно". Ему казалось, что комедии его написаны "гораздо лучше", но он хотел писать "в самом деле прекрасно". Трудно? Да, очень, очень трудно. Вот он уже создал пять комедий, они даже ставились на русской сцене, но на родном языке они не были напечатаны, народ их не читал и, может быть, даже не знал о их существовании. Однако писать он все-таки будет наперекор всему, на страх моллам и вельможам, глаголом правды разжигать сердца людей, открывать им глаза на окружающую действительность и добиваться опубликования произведений на азербайджанском языке.
Из России дошли слухи, что скоро наступит конец крепостному праву. Вся страна находилась в затаенном ожидании каких-то перемен, брожение охватило народные массы. В деревне все глубже пускали корни голод и нищета, росло недовольство политикой царизма, точно от летаргического сна просыпался забитый и бесправный народ, с каждым днем ширились крестьянские восстания.
Читать дальше