– Он послушает Сазонова, а Сазонов будет делать то, что я ему скажу… А вообще, Пусси, не мешай мне думать… – напустился великий князь на своего брата, которого и в грош не ставил, не то что его жену.
– Николаша, ты говорил недавно, что хотел бы в этой своей должности укрепить отношения с Родзянкой, Гучковым и другими представителями общественности, посулить им реформы, а может быть, и «ответственное» правительство, о котором они давно мечтают… – вкрадчиво продолжила линию сестры Милица.
– Всё так, но надо осторожно встречаться с Гучковым, ведь за ним следят люди дворцового коменданта Воейкова, и всё сразу становится известным Ники и Аликс… Я вовсе не хочу, чтобы они что-то заподозрили с моих первых шагов…
– Тебе будет трудно, дорогой мой, – вздохнула Стана. – Твой враг Сухомлинов ожесточён тем, что Ники назначил не его, а тебя Верховным, и будет плести интриги…
– Ха-ха, – самодовольно хохотнул великий князь, – все силы и власть теперь будут в моих руках, и сам Государь не сможет защитить своего любимца… Мы расправимся не только с Сухомлиновым и его людьми в армии, но раздавим и эту гадюку Распутина, пусть только он окажется где-либо в зоне действия моих фронтов!.. Я прикажу его повесить, а потом военно-полевой суд, подчинённый мне, докажет, что он был германским шпионом!.. Ха-ха-ха!
Николай Николаевич исторг из себя хриплый злобный смех, как будто он уже увидел своего смертельного врага болтающимся на суку поблизости от его Ставки.
– Я доберусь и до Александры!.. – пообещал он своим сотрапезникам и погрозил кулаком куда-то в сторону Александрии.
– Николаша, не будешь ли ты возражать, если мы со Станой переедем в Киев и будем там жить в Покровском женском монастыре?.. В том самом, где жила и умерла твоя матушка?..
Великий князь не понял желания свояченицы и жены покинуть роскошные дворцы в Петербурге и Петергофе, светское общество, в котором они почти царили, если не считать двух Марий – Минни и Михень… Стана решила сама объяснить супругу причины столь неожиданного решения.
– Во-первых, – принялась она загибать пальцы на левой руке, – в Киеве будет меньше соглядатаев, чем в Петербурге. А особенно – в монастыре, где настоятельница – наша старая подруга… Во-вторых, Киев много ближе к Барановичам, где стоит твоя Ставка, и мы сможем чаще навещать тебя… В-третьих, из Киева нам будет легче вести кампанию по увеличению твоей популярности, ибо мы с Милицей – славянки, Киев – центр православия, где уже есть у тебя влиятельные друзья в Святой Церкви – киевский митрополит, например… Может быть, ты сможешь включить Киевскую губернию в прифронтовую зону, где всё будет подчиняться тебе, а мы будем стараться добиться этого из самого Киева… И в-четвёртых, ты сможешь отдать приказ установить между Барановичами и Киевом прямой провод для наших постоянных разговоров с тобой и поддержки тебя… Ведь мы будем постоянно молиться за тебя в монастыре! И Бог услышит наши молитвы!.. В Петербурге о прямом проводе слишком скоро узнает Александра, и на нём окажется слишком много ушей!..
– Я их собственноручно обрублю моей шашкой!.. – грозно изрёк Верховный Главнокомандующий. – Вы забыли, мои милые, что министр внутренних дел Маклаков [124] Маклаков Николай Алексеевич (1871 – 1918) – министр внутренних дел (1912 – 1915), брат В. А. Маклакова (см. выше). Расстрелян по приговору советского суда.
– мой человек, товарищ министра Джунковский – тоже мой человек и многие, многие другие, кто делает сейчас вид, что они ходят под Государем, обязаны мне своей карьерой!.. Они сразу доложат мне, кто и по чьему поручению осмелится подслушивать Главнокомандующего!.. Так что не беспокойтесь… Но рациональное зерно в ваших рассуждениях есть!.. – милостиво согласился Николай Николаевич.
Обер-шенк двора Петра Николаевича, хорошо знавший привычки своих патронов, собственноручно принёс серебряный поднос, уставленный бокалами с шампанским. Дамы и Пусси взяли по одному, Николаша поставил рядом с собой два.
– Возьми и ты! – милостиво обратился он к придворному. – За лёгкую и быструю дорогу на Берлин! Помогай нам Господь! – перекрестился правой рукой Верховный Главнокомандующий, держа в левой бокал с искрящимся золотистым напитком.
Все истово сотворили крестное знамение, и, пока пили шампанское, Николай Николаевич отставил два пустых бокала и потянулся за третьим.
С первых дней войны Царское Село, Гатчина, Петергоф, Павловск и другие загородные гнёзда членов Царской Фамилии и аристократии почти не изменили своего облика. Единственное, что произошло, – блестящие гвардейские мундиры офицеров и нижних чинов были заменены на серо-зелёную походную форму. Но точно также играла музыка в павильоне подле вокзала Павловска, куда собирались чиновные дачники, чтобы послушать мелодии Штрауса, хоть он и был австрийцем, Легара и других модных композиторов, показать яркие летние наряды своих дам. Правда, в первые же дни после объявления войны вышел царский запрет на алкогольные напитки, но кто же в России буквально исполняет дурацкие законы?
Читать дальше