Лидия Обухова: Набатное утро

На исходе июльской ночи лета от сотворения мира 6748-го — таков был счет на Руси — начальник береговой стражи Пелгусий шел лукоморьем. Следом двое подручных вели оседланного коня.

— Сохатый стоит головой на восход, скоро быть утру, — пробормотал Пелгусий, глянув на небесный ковш. Он не пропускал ни одной ночи без дозора: князь Александр строго спрашивал за службу.

Круглосуточная светлота сменилась уже короткой ночью. При слабом свечении воды привычные глаза порубежника без труда различили бы любую малость, не встань над морем густого тумана. Поэтому полагаться приходилось более на уши, чем на глаза. Он шел не спеша, в глубокой задумчивости. Озабочен был Ижорянский старшина домашними и отчасти политическими делами. Он был убежден, что защита и благоденствие Ижорян целиком зависят от воли могучего Новгорода. Ижоряне жили водой, кормились ею, она защищала их. А Новгород держал в своих руках три великие водные дороги: от Варяжского моря до Киева на Царьград; Варяжским морем в немецкие города и на остров Готланд; да к Студеному морю, куда ходят за добычей ушкуйники.

Семь веков назад земля была богаче дремучими лесами и обильнее водами. Невская протока еще не обрела русла; она обширно разливалась по болотистой равнине, соединяя Варяжское море с озером Нево, которое летом бурно, а зимою вьюжно. В протоку впадали лесные речки Ижора и Ижорянка, названные по чудскому племени, издревле обитавшему здесь. Ижорянская речь несхожа с речью славян, но соседи хорошо понимали друг друга: от озера Нево до Новгорода скорого пешего хода всего-то четыре дня!

Повздыхав втихомолку и мужественно снося косые взгляды соплеменников, Пелгусий первым крестился, приняв имя апостола Филиппа. Единственно ради доверия новгородцев! А как ныне взглянет на него владыка Спиридон, коль дойдет слух, что Пелгусиева дочь на языческом празднике была наряжена в ольховые ветви и вокруг нее водили хоровод?! У него еще на памяти, как утопили в Новгороде двух волхвов... Новообращенного тем более не помилуют. Оставалось надеяться на медлительность слухов, которым можно преградить дорогу каким-нибудь благочестивым деянием.

Строго говоря, Пелгусий не гневался на дочь. Она мирила его с Ижорянами, которые упрямо придерживались старых обрядов. Да и лестно родительскому сердцу: «кустом» выбирали самую красивую, благонравную девицу. Подросла дочь, пора подумать о женихах. Чего лучше обкрутить в родном погосте? Но согласится ли будущий зять принять греческую веру? Если же сосватать Олку в Ладогу или в Новгород, опять сомнение: сочтет ли ее ровней богатый огнищанин, владетель собственной усадьбы?.. А отдать дочь за простолюдина, ремесленника, пусть и с достатком, но человека черной кости, зазорно уже самому начальнику порубежной стражи.

Внезапно Пелгусий застыл на полушаге, вглядываясь в редеющую темноту. Плеск весел. И несомненно — многих весел! Не рыбацкий челн, но тяжело груженные корабли шли из-за моря. Наметанным взглядом он угадывал мачты шнек и широкобокие корпуса с нашитыми бортами — «драконы», по-шведски «дракки», которые поднимали до ста человек.

Безмолвную череду судов при менее пристальном внимании можно было бы спутать с облачной грядой — так далеко уходила она к горизонту, сливаясь с туманом. Но то были шведы, и морю стало тесно от них! Плыли потаенно: не с добром.

Пелгусий послал будить ближних жителей, чтоб угоняли, не мешкая, скот в лесную дебрь.

Живя на опасном порубежье, Ижоряне поневоле не обзаводились громоздким скарбом, ценности прятали либо в ямах, либо спускали горшки с серебром и золотом в тайные дупла. У Пелгусия был захоронен объемистый кожаный мешок, туго набитый старинными денарами и новенькими гривнами. Даже если шведы, остервенясь, порежут скот и сожгут избу, будущее семьи его не пугало.