Иван Басаргин - Чёрный Дьявол

— Ну, дочка, живем. Век мыкался на чужой земле, теперь на своей заложил первую отметинку. Выдам я тебя за богатого и самого красивого парня.

— А Федька? Ты же слово дал его отцу.

— Федька! А что там Федька, сами поднимают землю мотыгами, пала их кобыла. Они нам не пара.

— Но ведь им надо бы помочь, дать после пахоты своих коней…

— Дурочка моя маленькая, кто же дает своих коней?

Груня смолчала. Она пекла блины отцу. Терентий, уплетая блины, рассуждал:

— Мы в богачи не будем рваться, но и в сторонке не останемся. Мне не пришлось хорошо пожить, так хоть тебе бы пожить в радости. Земля — пух. Урожай должен быть добрый. Будешь ты у меня ходить в шелках и сатинах. Здеся только не ленись. Деньги сами в руки просятся.

А утром он проснулся от нехорошего предчувствия.

Выскочил из земляики и бросился в загон. Увидел поваленную загородку, коней под навесом не было. Рядом со следами своих коней заметил третий конский след. Значит, украли. Бегом, задыхаясь, бросился в Суворово.

— Мужики, спасайте, коней у меня увели! Помогите!

— Это чем же мы тебе помочь можем? Догнать вора? Нет, Терентий, ослобони, здесь получить пулю за спаси Христос запросто — тайга. Тот, кто угнал коней, не без ружья. У нас дети, оставлять их сиротами не след.

— Ну, а как же мне быть?

— Не знаем, что тебе и сказать. Сам видишь, каждый живет своей нуждой.

Вернулся старик домой. Шел и дороги не видел, слезы застилали глаза. Дома с плачем встретила его Груня. Воры выгребли из амбарчика, который наспех сколотил Терентий, муку, крупу и картошку. Старик снова пошел в Суворово, стал просить мужиков помочь с едой, хотя знал, что у них самих все было на счету. Однако одолжили ему муки, картошки, все это Терентий легко унес на плечах.

Ночь прошла в раздумье, без сна. Утром так заболела спина, что и подняться не смог, а к обеду отнялись обе ноги. Старик бредил в забытьи, вспоминал Пелагею, жалел Груню.

Груня металась между больным отцом и огородом. Теперь уже было не до пашен, хоть бы репы насеять, брюквы, моркови и немного картошки посадить. Варила мучную болтушку, тем и питались. А когда есть стало нечего, она пошла в деревню. Христом-богом стала просить помочь в беде. Вернулась ни с чем. С вечера пошел дождь. Он шел всю ночь, стучал по корявой крыше. Первый весенний дождь. Груня часто просыпалась, слушала шум тайги, и казалось ей, что кто-то скребется в дверь и поскуливает. Накинула она на плечи отцовский зипун, осторожно открыла дверь. В землянку прошмыгнула собака, тронув мокрой шерстью голые ноги девушки. Груня зажгла лучину.

Большая черная сука шмыгнула под нары. Через некоторое время оттуда раздался щенячий писк. Проснулся Терентий, зло бросил:

— Зачем впустила суку в дом? Гони ее на улицу!

И всё, что накипело у Груни за эти дни, вырвалось криком:

— Федька не пара. Мама умерла… Сами с голоду умираем… Одену в шелка! Все от нас отвернулись, и тебя бог наказал… Не выгоню! Не выгоню! Найдой назову. Пусть живет… Теперь мы Федьке не пара, я передала в Божье Поле, что у нас все украли — и коней, и еду, а Федька не идет. И не придет… Приданого захотел! Смерти ты моей захотел! — исступленно кричала она.

— Угомонись, ну чего ты разошлась? Оклемаемся. Должны оклематься. Не хочешь выгонять собаку, пусть живет. Вот бы ноги мои заходили, все бы устроилось. Налей горячей воды, нутро свело.

Груня долго и навзрыд плакала. А утром надела рваное пальтишко, ушла просить милостыню в соседнюю деревеньку Сяхово. Зашла в первую избу, робко проговорила:

— Люди добрые, подайте христа ради, два дня маковой росинки во рту не было.

— Много вас тут таких ходит, — буркнул бородатый мужик. — Подай ей, Фекла, пару картошин, и будя.

— Обойдется. Каждому пару, своих кормить нечем будет. Бог подаст.

Груня, сгорая от стыда, выскочила на улицу. Из печных труб вился дымок, мешался с росой. Пряно пахло печеным хлебом, репой, брюквой. Груня сглотнула слюну, прижалась к забору, чтобы не упасть. В щель забора увидела, как женщина понесла свинье целое ведро вареной брюквы. Дождалась, когда хозяйка уйдет в дом, быстро добежала до корыта, схватила пару брюкв и бросилась за ворота.

— Нищенка брюкву украла у порося! Сямен, держи ее! Силантий, спущай пса!

Груню догнал огромный пес, сбил с ног, начал рвать одежду. Тут подбежала хозяйка, ударила Груню поленом по спине, замахнулась второй раз, но подскочил кто-то, верно ее муж, и закричал на женщину:

— Ведь у тебя своих семеро, неужли не жалко чужого дитя? Жлобиха. Ну подожди! Дома я тебе задам. Погоди!