Явдат Ильясов - Заклинатель змей

— Не надрывайся, милейший. Цвет лица у тебя сейчас опасный, сине-багровый, как свекла. Как бы мне еще тебя не пришлось лечить от удара. Надо бы кровь пустить. Чего я хочу? Я хочу спросить: где же они?

Кто? — в слезах выдохнул визирь. У него под горбатым носом повисла прозрачная капля.

— Ну, те, которые меня судили. Где они все? Шейхи, имамы, улемы. И прочие достойные служители правой веры. Где их священные заклинания? Или голос у них сел от приторно-сладкого шербета? Почему эта орава не возносит к престолу аллаха чудодейственных молитв о незамедлительном исцелении их блистательных высочеств от оспы?

— Возносит, — отер визирь свой внушительный нос.

— И что?

— По воле божьей…

— …царевичи продолжают хворать? Но, раз уж так хочет сам бог, смею ли я, ничтожный, идти наперекор его воле?

— Не издевайся, — взмолился визирь.

— А! — Узрев, что его и впрямь сей миг может хватить удар, Омар произнес уже совсем по-другому, без яда, скучающе: — Пять тысяч динаров.

— Что? — очнулся визирь, услыхав наконец нечто знакомое, родное.

— Видишь ли, о достойный, — устало вздохнул Омар. — С царской властью теперь у меня дела как у сезонного работника-строителя с заказчиком: я делаю — вы даете деньги, даете деньги — я делаю. Что будет с ней, этой властью, через год, через десять лет, через сто, меня не волнует. Она у вас, и вам виднее.

Омар вылил в медный тазик кувшин ячменной водки.

— Отсчитай сюда пять тысяч динаров.

— Зачем же — в нее? — удивился визирь, доставая из ковровой сумы большой тяжелый кошель и морщась от горького водочного духа.

— Чтоб смыть заразу.

— Я не хворый, можешь поверить! И деньги эти — из моей казны. — Визирю полегчало. И пар спиртной его развеселил и, главное, раз уж разговор зашел о золоте, значит, можно поладить с упрямцем. Именно неподкупной его твердости стоять на своем визирь и боялся, когда скакал во всю прыть по заснеженным дорогам в Нишапур. Теперь дело иное. Омар, конечно, человек неуживчивый, но врач редких способностей. — Возьми, тут как раз пять тысяч.

— Посчитай.

— Ты мне не веришь? — оскорбился визирь.

— Милейший! Я больше никому не верю. Отсчитай по одной монете ровно пять тысяч.

— Время идет!

— Где ты был раньше?

Пришлось визирю с душевным скрежетом считать монеты. Груда золота. Визиревы приближенные глаз не могли от нее оторвать.

— И впрямь не стоит портить водку. — Омар вылил ее назад в кувшин. — Мы лучше выпьем ее. Хочешь?

— Отстань!

— Зря. Полезная вещь. Я выпью. Чтоб не мерзнуть в дороге. Отсчитал? Хорошо. Скажи, как быстро! Тебе бы менялой быть. — Омар ссыпал монеты в кошель, сунул увесистый кошель к себе под накинутый тулуп. — Это деньги за "Наврузнамэ".- сказал он визирю дружелюбно, — ведь ты оценил ее как раз в пять тысяч, не так ли? С тебя еще две тысячи динаров задатка за лечение царевичей. Три тысячи отдашь в Исфахане…

— У меня… нет с собой больше денег! — опешил визирь.

Он чуть не плакал от унижения, от стыда перед приближенными. Не беда! Перетерпит.

— Больше денег нет? Вели позвать… городского судью Хусайна ибн Али ибн Микаля. Он человек богатый. От трудов праведных. Пусть пожертвует две тысячи во здравие их высочеств сельджукских царевичей.

— Позовите, — растерянно велел сановник своим приближенным, впервые в жизни наблюдавшим подобное зрелище. Они не знали, что и думать.

Ораз, тот сдержанно похохатывал, мигая Омару: мол так и надо.

Понимал Омар, что затеял не совсем достойное лицедейство и что сам он в нем выступает в не очень-то приглядном виде. Но разве не гнусное лицедейство — суд над ним в Исфахане и здесь, в Нишапуре? Он комедиант не хуже других, раз уж на то пошло…

***

Судья Хусайн ибн Али ибн Микаль колени и локти разбил, так быстро бежал он, скользя и падая по обледенелым колдобинам. Сразу видно, что не тюрк, — тот за сто шагов поехал бы на коне. Узрев Омара, дружески беседующего с визирем, несчастный судья вообразил, что звезда его вот-вот сорвется с небосвода и канет в непроглядную пучину. С должности снимут, усадьбу отнимут. Светопреставление! Будь проклят день и час, когда заключил он с коварной старухой Айше хитрую сделку.

— Я в городе вашем… оказался…в стесненных обстоятельствах, — хмуро сказал визирь, не глядя на судью, на сей раз разбившему лоб — с таким неистовым рвением он пал ниц перед его светлостью. — Не дашь ли ты мне… взаймы… две тысячи динаров?