Явдат Ильясов - Заклинатель змей

— Знаю, — вновь кивнул Ораз. — Если небо окрашено в странный цвет, облака стрельчаты, земля дрожит под ногами, на солнце появились пятна или круги возле него — быть беде…

— Вот; вот! Не случайно, пожалуй, в древних восточных календарях с двенадцатилетним промежутком времени и звериными названиями лет есть годы добрые, есть недобрые.

— Да, — подтвердил туркмен. — От деда слыхал о таком календаре. Нынче год Дракона, год недобрый. Э, постой-ка! — озарился догадкой Ораз. — Ведь беда не ходит одна. Повальная хворь, моровое поветрие — тоже от него, от взбесившегося Солнца?

— Очень может быть, — сказал Омар, весьма довольный толковым собеседником. — Не совсем, конечно, от него.

Тут много разных причин. Однако оно способствует возникновению повальных болезней.

Омар встал, вымыл руки теплой водой.

— Изучая труды Гиппократа, Галена и других великих врачей, а также историков, и сравнивая отмеченные ими явления с тем, что я сам наблюдал в Звездном храме, я убедился, что они очень часто совпадают во времени: бури на Солнце, беснование природных стихий на Земле — и резкое усиление опасных болезней.

Омар взглянул на свои чистые руки.

— Еще Фукидид писал, что в Аттике, вместе с буйством стихии, разразилась страшная эпидемия. Поэт Овидий говорит: на Эг-ине какая-то злая хворь одолела людей, животных и растения одновременно.

Омар, подумав, налил в горсть ячменной водки, снова вымыл руки, теперь уже ею. На всякий случаи, мало ли что…

— Подобных сведений много. Но их надо тысячу раз проверить! Сколько книг перелистать, сколько расчетов сделать. Если б мне дали спокойно работать в Звездном храме, я, может быть, со временем научился точно предсказывать по состоянию Солнца не только, допустим, колебания гор и прочие беды, но и моровые поветрия. Чтоб люди ждали, следили за чистотой и остерегались. Но мне не дали, как ты знаешь.

— Ну, как же. Дадут они. Грох в горох! — Ораз возмущенно стукнул себя кулаком по колену, да так, что сам скривился от боли. — Это и есть — рубить сук, на котором сидишь. И вот возмездие. Все царевичи лежат вповалку.

— А… Зохре?

— С ней еще хуже, трах ее в прах! Гниет на ходу, истекает какой-то дрянью.

— Это можно было предсказать и без гадания по Солнцу. А впрочем, кто знает. Что, если его вредоносные излучения дурно действуют и на мозг человека, и на его поведение? Несчастья в Аттике, о которых пишет Фукидид, сопровождались еще и опустошительной Пелопонесской войной. Гние-" на ход}7? — вздохнул Омар. — Вот что, друг, я не поеду в Исфахан.

Ему вспомнилось:

"Мы в нашей благословенной исламской стране…"

— Передай им там всем в столице: они, наконец, добились своего — я исправился и больше никому не задаю вопросов. Но и никому на них не отвечаю.

"…обойдемся без хитрых математиков, строптивых астрономов, безбожных лекарей".

— Я осознал свои заблуждения и отрешился от звезд, математики, врачевания и прочих бесовских наук и сделался вполне богобоязненным правоверным. Так что, — смиренно произнес Омар, — помолиться за болящих я могу, но больше ничем пособить не сумею.

— Сто динаров и три фельса! — вскричал свирепый Ораз. — Мы, бедные, мчались напрямик, сломя голову, по горам и степям. Сколько лошадей пришлось сменить. А ты… Визирь с меня шкуру снимет. Хоть силой, да увезу.

— Попробуй! А ну, покажи бумагу.

— Какую бумагу?

— Вот такую. Хватит делать из нас дураков. — Омар встал, злорадно достал из облезлого сундучка свиток с восковой печатью на шелковом шнурке. — Видишь? Это приговор суда святых шейхов. Послушай, что тут говорится:

"Отныне и навсегда, — навсегда, чуешь? — означенный шейх Абуль-Фатх Омар, сын Ибрахима, изгоняется из Исфахана". Значит, в столице я — вне закона, любой правоверный может напасть и зарезать. Есть у тебя новый приговор, отменяющий старый? Нет? И проваливай. Привезешь бумагу с печатью — поеду.

У Ораза губы дрожат, сверкают глаза. Убить готов.

— Закон есть закон, — пожал плечами Омар.

— Правильно! — хрипло рассмеялся туркмен. И махнул рукой. — Никто их не тянул за язык. Но ведь… царевичи все перемрут, пока я… доскачу до столицы, пока законники соберутся и вынесут новое решение… пока я вернусь, и мы поедем…

Омар — постным, назидательно-ханжеским голосом:

— И жизнь, и смерть — от аллаха. Не так ли, почтенный?

***

"Я, вступая в сословие врачевателей, торжественно клянусь…"

— Чего вы пристали ко мне? — вскричал Омар, когда через несколько дней к нему нагрянул… сам визирь Изз аль-Мульк. — Законов не нарушаю, подати плачу, долги, хоть и не сразу, возвращаю, честно зарабатываю на хлеб, чего еще надо вам от меня; оставьте в покое!