Павел Северный - Андрей Рублев

– Обо всем, чую, дознаешься?

– Пошто такое творят? Пошто не хотят признать тебя за князя, коему отцом твоим завещано быть поводырем удельной Руси? Князь Дмитрий, благословленный отцом Сергием, сумел приучить Русь к слитности, чтобы отстоять ее честь на Куликовом поле. Орда урок запомнила. Бродят над Русью грозовые тучи, а в ней надобного единства и след простыл. Случись какая беда, ты, княже, нелегко соберешь под свою руку надобное воинство.

Василий шагнул к татарину, тот спросил:

– Повелишь молчать?

– Пошто молчать? Правду молвишь. Все так. Только в нашей неполадности татары шибко виноваты. Приучили нас двурушничать, защищая свою беззащитность наговорами друг на друга, обучили нас душить друг друга из-за корысти и зависти. Стали мы друг друга обкрадывать, чтобы откупаться от ханских ненасытных желаний.

– Так ли, княже? И до Батыя разве князья да бояре не мутили житейский покой ради властолюбия? Всем ведомо, какое великое горе Руси Орда приносит, но помогают ей до сей поры удельные владыки. Добры русичи, но только не к самим себе. Меня, врага, спасли только потому, что был повержен. Тогда-то я и понял, что Русь сильна бабьим милосердием. За это сознание приял вашу веру, остался на Руси с клятвенным обещанием защищать ее покой. А верность клятве доказал, защищая землю удела при нашествии Тохтамыша.

Василий слушал, не переставая ходить, но пожелав переменить тему, безразлично спросил:

– Пошто ко мне наведался?

– Упредить, княже, хотел, чтобы ты очей с Орды не сводил.

– Чем докажешь, что должен тебе верить?

– Честью, коя заставила меня стать Руси верным.

– Житье обучило меня с опаской верить на слово. Татарин ты. Орда всяких упредителей ко мне засылает, у коих супротив Москвы за пазухой припасен камешек. А ежели ты, пользуясь доверием боярина Тигрия, пожаловал ко мне по наущению Орды с надобным ей умыслом? Я опасливый. Ноне и родному брату надо верить, семь раз подумав. Поди, слыхал, что московский князь с братом не в ладах? Слыхал?

– Слыхал.

– И верил?

– Верил.

– Вот теперича и я стану тебе верить, потому от правды, как от солнышка, рукой не заслоняешься. Сказывай свое упреждение.

– Нежданного для себя, думаю, ничего не услышишь. Но кое-что из мною сказанного может пригодиться. Знаешь, что иные князья частенько в Орду наведываются и редкий из них не обносит тебя наговором, будто норовишь ты прибрать к рукам всю удельную Русь.

– Про эдакое слыхивал.

– Мурза Эдигей тобой шибко недоволен за то, что утерял к Орде подобающее повиновение.

– Повидал Эдигея?

– Повидал. О тебе он расспрашивал. Сердился, что не удосужился до сей поры показаться ему на глаза. Спрашивал, не притесняешь ли моего князя, не запугиваешь ли его своим властолюбием. Гордецом считает тебя Эдигей.

– А нет ли у него замысла отучить меня от гордости?

– Об этом не сказывал, но все, кто возле него трется, без устали советуют ему напомнить тебе о повиновении.

– Верно. Напоминают. Только я будто не слышу.

– Тебе виднее. Может, лучше изредка отдаривать, как мой князь? Покорность рушит злость. А возле тебя нет на Руси слитности. А главное – наслышан Эдигей, будто ты свое богатство хранишь где-то возле Владимира.

– Понятней скажи!

– Будто о сем ему суздальский князь шепнул. Вот Эдигей и не решится, какое княжество ему наперед разорить, выискивая твое богатство.

– Спасибо, что про Суздаль помянул ко времени. Тамошний князь, видать, шибко разговорчивый, а прикидывается верным мне молчуном. По-татарски чуешь разброд удельной Руси. Не до конца еще осознал, что любой ее разброд разом кончается, когда судьба горем нас ополаскивает. Неужели не приметил в Орде, что и там стали понимать, что Русь бессмертна и от любого разорения не погибнет?

– Упредил тебя – и совесть моя чиста. Упредил, потому как княжество твое манит меня к себе.

– Может, есть у тебя охота послужить Москве? Мне люди надобны. Слыхал, что князь Григорий доволен тобой. А ежели Москва манит, зачинай в ней житье править. Только с согласия своего князя. Чтобы он на меня обиды в душе не носил. Не любят меня князья только потому, что мыслю о Руси на свой взгляд. Должна она быть единой под властью Москвы.

Князю показалось, что гость даже вздрогнул от сказанного, но ничего не стал говорить татарину, увидев, как в трапезную вошла девушка в синем сарафане. Василий спросил ее:

– С чем пришла, Анютка?

– Княгиня дослала поведать. Иконники из Спаса на Яузе пожаловали.