Павел Северный - Андрей Рублев

– Неужли осмелился коснуться очей?

От вопроса Андрей, одеревенев от страха, виновато склонил голову, слышал шепот старца.

– Да помилует тебя Господь за сию дерзновенность! По грешному своему разумению в содеянном тобой греха не зрю, но зрю в очах Спасителя свет небес, под коими Святая Русь. Поновление инаким быть не должно.

Перекрестив Андрея, митрополит сказал полным голосом:

– Из Москвы уходи! Житье, данное тебе Всевышним, правь в мирском быту до той поры, когда разум заставит мыслить о службе Господу. Даром своим украшай православную Русь ликами святых мучеников за веру Христову, в коих люди видят для себя заступу от всех ниспосылаемых за грехи испытаний. Помни о сем. Молодость страхом перед Господом не замай! Благословляю тебя на путь прямой и честный со стойкостью души. Помолюсь о тебе. Помолюсь! Но из Москвы уходи, дабы в странствиях познать святость Руси…

Андрей слушал митрополита, а самого бил озноб, от испуга он даже не понимал смысла сказанного. Но память сохранила каждое слово митрополита, и теперь Андрею было радостно, ведь мудрый старик утвердил в нем уверенность, что поновление иконы сделано правильно, хотя и выполнено оно против всех незыблемых канонов иконописания.

После освящения поновленного образа митрополит наградил Андрея серебряным нательным крестом. Теперь на суровой нитке позвякивали на его груди два креста: медный и серебряный. Кроме того, Андрею были выданы холщовая рубаха и порты с опояской, сплетенной из голубых и белых шелковых ниток, меж которых поблескивала нитка серебряная…

В саже ночной темени мигает огнем костер.

Дымный костер.

Горит он на песчаной береговой кромке лесной реки. Причалена к берегу ладья, на ней приплыли княжеские воины речного дозора. Их пятеро. Все спят, заснул и Андрей возле них, пристроившись у костра под холстиной его едкого дыма, отгоняющего комара и мошку.

Андрей вышел к берегу и увидел воинов, когда те трапезничали. Они расспросили юношу, куда и по какой надобности он держит путь, а когда Андрей рассказал им обо всем без утайки и показал митрополичью грамоту к игумену монастыря, воины разом стали ласковей в обращении, предложили плыть с ними в ладье. Места, мол, тут глухие, до нужного монастыря верст не мало, и нечего понапрасну бить ноги на пешем ходу.

В пути Андрей разговорился с воинами, узнал, что примечены на речных берегах конные лазутчики, но чьи они, пока неизвестно, поэтому и был отдан наказ воеводы – плавать дозорам по реке, чтобы не было на ней следов от вражеских любопытных глаз. Лесная и тихая река – это гладкая дорога к Москве.

Глухой лес возле реки. За каждой лесиной лесная тайна может в любой миг заявить о себе огоньками звериных глаз, а то и заливчатым смехом, и не понять сразу, чей он – то ли сова похохатывает спросонья, то ли пугает леший, чтобы люди не позабывали, что здесь его царство со всякой нечистой силой, с которой у людей всегда какие-нибудь нелады. Но страшен глухой лес и другим – человеческой ненавистью, худым людским помыслом. Пустит тетива певучую стрелу и погасит жизнь в добром человеке. В глухом лесу лесины дружно переплетаются цепкими ветвями, не давая друг другу падать. Птичьи голоса в таком лесу радостные для тех, кто их понимает, но тайные и колдовские – кто их слышит впервые. Андрею голоса птиц понятны, он вырос в лесу возле деда-бортника. В эту ночь, как причалила ладья к берегу, Андрей у костра засыпал под монотонный, подзывавший настойчиво к себе тоненький посвист птички, которую в народе чаще всего зовут крапивницей.

На Руси лес своей неведанностью властно правит людским сознанием, пугая порой, но помогая людям беречь достоинство и сохранность родной им земли, унаследованной от праотцев…

Совсем безгласная после полуночи тишина над рекой нежданно прорвалась от волчьего воя. Зверь выл протяжно. Его вой, похожий на стон от нестерпимой боли, разбудил Андрея. Он открыл глаза, в просветах между ветвями увидел одинокую яркую звезду, горевшую зеленым светом. Глядя на ее мигание, Андрей лежал неподвижно, прислушиваясь к вою.

Волк выл где-то на другом берегу, но по воде звук доносился так ясно, что начинало казаться, что зверь воет среди лесин совсем неподалеку от костра.

Бормоча со сна и чихая, проснулся воин, спавший укрыв лицо щитом, и удивленно спросил:

– Кто стонет-то?

– Волк жалобится! – ответил Андрей.

– Верно баешь. Волчицын вой.

– Может, и волчица.

– Ты мне верь. У волка визгливости в вое больше. А это будто стонет. Ишь, как тоскливо выводит, окаянная. Порвала сон, теперь заснешь ли сызнова.