Владимир Буртовой - Последний атаман Ермака

— Да и не рыжий я вовсе, аль ослепли, жеребята ржачие! — сам не удержался от хохота старец Еремей, смахнул согнутым пальцем слезу с глаз, хлопнул себя широкими ладонями по коленям. — А вот еще был один случай, казаки:

«Умер в столице старый барин, на место его встал старший сын. И захотелось сыну наведаться в родовое поместье. Знамо дело, сел в коляску, огромную собаку, что с ним в Москве была, прихватил. Примчало молодое чадо в село, а там не ко времени дождь сильный разошелся. Барин шустро выскочил из коляски и скок в дом. А дворовым страх как хочется поглазеть, каков чреслом новый барин, не распирает ли его безмерная пыха? [37] Пыха — чванство, гордость. Они и подослали к коляске подглядеть дворового старика. Пока тот к той коляске подкрадывался, боярин-то уже в доме! Старик заглянул в коляску, глаза выпучил и бежать в избенку, где дворовые теснились.

— Видел боярина? Каков он? — пытают старика. Старик крестится да бормочет несуразное: “Слава тебе, господи! Сподобил увидеть нового боярина!” — Дворовые с расспросом — каков да каков молодой хозяин? — “Да ни дать, ни взять, как собака! Только уши подлиннее, да глаза побольше!” Ахнули дворовые, а им и невдомек, что старик видел не боярина, а его собаку. И тут вам всем — аминь!»

Казаки вновь в хохот, а Тимоха Приемыш скривил в злой усмешке толстые губы и обронил:

— Разницы мало, братцы! Иная собака милостивее боярина бывает, без нужды не гавкнет и за портки зубами не цапнет.

Ортюха Болдырев только хотел было что-то добавить от себя, как на пороге будущей конюшни объявился голова литовских стрельцов, тучным телом едва не закрыв дверной проем.

— О-о, к нам дорогой гость пожаловал, сам голова стрелецкий! — тут же перекинулся на другую тему разговора есаул, не желая, чтобы служивый услышал их крамольные разговоры о боярах и попах. — Малость опять припоздал ты, Симеон, кашу мы съели, котлы собаки вылизали до блеска, так что и золой чистить не надо…

— Я уже принял ужин, и крепко, — отозвался Симеон Кольцов, подергал себя за лихо закрученные усики — от изрядной тесноты в конюшне чувствовалась духота. — Атаман Матвей, к тебе я от воеводы князя Григория. Разговаривать выйдем под навес, тут скоро дышать будет нечем. Открывайте большой ворота, чтобы ветром продувало!

С тесовой крыши в грязь шлепали крупные водяные капли, атаман и стрелецкий голова встали под навесом. Семейка Кольцов передал собеседнику повеление воеводы приготовиться к переезду в зимовье, что в устье реки Самары. Там сооружены причалы для больших стругов и несколько десятков амбаров и жилых срубов для торговых караванов, доведись им по морозной осени не дойти вниз до Астрахани или вверх до Нижнего Новгорода.

— Когда выходить нам? — только и спросил Матвей, пытливо глянув в продолговатое, бакенбардами обрамленное лицо стрелецкого головы. Он подспудно догадывался о причине их спешного перемещения из Самары в зимовье, и где-то в душе был согласен с воеводой: постоянное пребывание бок о бок с ногайским посольством рано или поздно могло привести к нежелательной стычке, особенно если казаки слишком надолго заглянут приличной толпой в один из казенных кабаков и распалят раненые души крепкими напитками.

«Не приведи господь, надумают казаки сговориться меж собой да и еще раз возьмут послов в сабли, отобьют побранную добычу и уйдут на Яик к Богдану Барбоше. Тогда до конца века бегать нам от стрельцов и от ногайцев по степи в разные стороны, как носятся шары перекатиполя в непогоду. А Марфуше да Зульфие покой нужен да кров надежный… И вера, что мы с Ортюхой не сгинем в каком-нибудь буераке безвестно, а будем под государевой защитой…»

— Как плохой погода кончится, так и ехать нам. Мне воевода велел ехать с вами, проводить до того места, чтобы вам по самарским дебрям не путаться.

— Еще спрос у меня, Симеон. Казаки приехали в Самару на конях, уйдут на стругах. Кто нам за коней плату даст? Не везти же нам их в Астрахань по Волге. Коням сено да овес нужны, а не свежая осетрина, как людишкам. Что на это воевода скажет? Был у вас разговор на эту тему?

Симеон Кольцов несколько раз кивнул головой, но Матвей так и не понял — говорил ли воевода о казацких конях, нет ли. Симеон, видя недоумение на лице атамана, пояснил, что еще вчера был у воеводы разговор с дьяком Стрешневым, чтобы казакам выдать деньги за коней. В Астрахани у тамошних торговцев лошадьми они возьмут себе добрых коней и пойдут конно на Терский рубеж. Такое решение устраивало казаков, и Матвей одобрительно потер ладони.