Геннадий Левицкий - Спартак

Островное положение Сицилии создавало определенные трудности при переброске легионов с континента и способствовало тому, что "рабские царства" могли продержаться довольно долго. Кроме того, плодородная земля и огромное количество трудившихся на ней рабов поставляли мятежникам и необходимые продукты, и воинов.

Марку Крассу даже подумать было страшно о том, что произойдет, если Спартак высадится на Сицилии во главе десятков тысяч рабов. Вот почему претор всеми силами стремился не допустить гладиаторов на остров, а фракиец, в свою очередь, любыми путями пытался туда попасть.

Спартак напрасно две недели прождал обещанные пиратские корабли. Более того, киликийцы прекратили с рабами выгодную для них торговлю. После ухода Аристоника ни одна триера не бросила якорь у занятых гладиаторами берегов Бруттия. Спартак понял, что жестоко обманулся в своих надеждах на пиратов, но все же не отказался от мысли переправиться на спасительный остров.

Он приказал собрать лодки со всего побережья. Вдобавок тысячи людей таскали бревна, доски, бочки — словом, все, что могло пригодиться для постройки плотов.

За этим занятием рабов застала зима, а вместе с ней наступил сезон бурь и штормов. И вот в один из зимних дней на почти уже готовую флотилию налетел ураган и в считанные минуты рассеял большую часть плотов по морю, а часть разбил о скалы. Кучи щепок и бревен на прибрежном песке — единственное, что осталось от нехитрой гладиаторской флотилии.

Рабов обуял ужас: им казалось, что боги воспротивились их намерениям. Можно было, конечно, еще раз попытаться построить подобный флот, но едва ли кто отважился бы выйти на нем в бушующее море. Все труды оказались напрасными, а главное, было упущено драгоценное время. Берег Сицилии, который был прекрасно виден в ясную погоду, оставался, как и несколько месяцев назад, недосягаемым.

Тем временем еще один враг поразил войско восставших рабов, и был он не менее страшен, чем Красс с его легионами, огромным рвом и стеной. Рабы, привыкшие за время войны не отказывать себе в пище, с ужасом обнаружили, что все запасы съедены и им грозит голодная смерть. В общий котел пошли тягловые, а затем и боевые кони. Вскоре Спартак лишился почти всей своей конницы — любимого детища и предмета его гордости, очень часто обеспечивавшего победу гладиаторам.

Вместе с наступлением голода, естественно, упало и воинственное настроение рабов, иссякла их вера в победу. Все чаще раздавались голоса в пользу сдачи в плен Крассу — он, дескать, милостив к рабам. Под давлением своего деморализованного войска Спартак был вынужден послать к Крассу людей для переговоров.

Гордый претор с презрением отверг предложения фракийца, даже не пожелав их выслушать.

— Сдача в плен без всяких условий — таково мое единственное требование, — произнес Марк Красс, повернувшись спиной к посланцам Спартака.

— Можем ли мы рассчитывать на сохранение жизни, если немедленно сложим оружие? — спросил раб, бывший одним из самых горячих сторонников идеи сдаться Крассу.

— Могу лишь обещать, что чем быстрее сложите оружие, тем менее мучительной будет ваша смерть.

Известия, принесенные вернувшимся назад посольством, повергли войско рабов еще в большее уныние. Рассказ о многочисленном войске Красса, о глубоком рве и вале, укрепленном палисадами, не добавил гладиаторам храбрости. Несмотря на презрительное отношение римского военачальника к послам гладиаторов, в лагере продолжались разговоры о том, чтобы сложить оружие, уповать на волю богов и милость Красса.

Утром следующего дня эти разговоры прекратились в одночасье. Спартак приказал распять пленного римлянина на промежуточной полосе между враждебными армиями. Легионер на кресте поднял моральный дух рабов лучше тысячи самых убедительных слов — отныне они поняли, что если попадут в руки Красса, их постигнет та же участь.

Убедившись, что его войско вновь обрело решимость сражаться, Спартак обрушился на укрепления римлян. Не обращая внимания на летящие камни и копья, рабы носили вязанки хвороста и бросали в ров, надеясь таким образом проложить себе дорогу. Ценою сотен жизней им наконец удалось засыпать ров, и самые отчаянные уже карабкались на вал. Римляне принялись бросать на хворост горящие факелы; впоследствии Красс щедро наградил легионера, подавшего такую мысль. Вскоре мост, стоивший гладиаторам многих жизней, превратился в ловушку. Пламя охватило и живых, и мертвых, и раненых, усиливая их мучения. Часть гладиаторов, отрезанная огнем от своих, оказалась на валу под палисадами. Почти все они погибли, пронзенные копьями, порубленные мечами.