Сергей Зайцев: Секира и меч

Рахиль сказала:

— Дедушка, он понимает наш язык. И даже говорит.

Захария сделал удивленное лицо:

— Это правда?

Глеб кивнул.

Старик оживился:

— Мы не знаем, как тебя зовут, герой.

— Глеб.

Старик почесал щеку:

— Кажется, это не латинское имя. Откуда ты?

Глеб назвал свою страну.

Захария покачал головой:

— Это очень далеко. Это дальше Алании, дальше Скифии. Где-то там, на твоей родине, рождается ветер Борей. Я об этом читал в греческих книгах. А еще дальше — страна вечного мрака…

Рахиль испуганно округлила глаза:

— Оттуда этот человек?

— Да, почти оттуда, — кивнул старик.

Рахиль покачала головой:

— Теперь мне понятно, почему он так бел. У них никогда не бывает солнца.

Захария сказал ей:

— А теперь приподними его плечо. Я ощупаю рану.

Рахиль сделала, как велел старик. Захария осторожно сунул под поясницу Глеба руку и, ощупывая легонько края раны, задумался. Потом сказал:

— Отек уменьшается. Скоро может наступить улучшение. Но если оно не наступит через три дня, оно не наступит никогда. Это будет значить, что поврежден позвоночник.

Старик достал из-за пазухи рожок, откупорил его и высыпал в чашу какой-то порошок. Потом залил порошок кипятком, передал чашу Рахили:

— Пусть он выпьет это. И не тревожь его разговорами. Он должен уснуть.

Рахиль, приподняв Глебу голову, дала ему выпить лекарство. И через какое-то время он почувствовал, будто тепло, будто сама жизнь разливается по его телу. Словно он выпил хорошего вина. Глебу стало легко и отчего-то приятно. Потянуло в сон. Закрывая глаза, Глеб слышал, как уходил старик. А еще он слышал, как рядом плакала женщина…

…Глеб проснулся от яркого света. Глеб повернул голову. Солнечный луч, проникая в узкое оконце в глинобитной стене, падал в угол, в котором стояли большие глиняные горшки. От горшков едва слышно пахло кислым молоком.

Глеб осмотрелся. Помещение, в коем он находился, было довольно просторное. У дальней стены располагался очаг с дымоходом. За очагом, под самым потолком — еще одно ложе, значительно шире того, на котором лежал Глеб. Несколько деревянных сундуков вдоль стен. А в стенах — множество углублений-полочек со всякой утварью. По углам — светильники. Пол земляной со ступенями, укрепленными камнем. Это жилище, видно, было полуземлянкой.

Снаружи блеяли овцы, кричали ослы.

Отворив ветхую дощатую дверь, вошла Рахиль. Увидев, что Глеб проснулся, она принесла к нему чашу с молоком и напоила. И даже приободрила:

— Старик сказал: все будет хорошо.

— Он опять приходил?

— Да. Он погнал овец на пастбище, — Рахиль на минуту задумалась, потом спросила: — Можно я буду называть тебя Самсоном? Мне непривычно звучание твоего имени.

— Почему Самсоном?

— Тебя все так называют в селении.

— Разве тут целое селение?

— Да. В горах. Правда, не очень большое.

Глеб был не против, чтобы его называли Самсоном. И сказал об этом. Но потом опять спросил, почему его называют именно Самсоном.

Рахиль ответила:

— Ты поступил, как Самсон.

Глеб удивился:

— Я знал в Константинополе Самсона. Он был булочник.

Рахиль едва-едва улыбнулась:

— Я говорю о другом Самсоне. О герое.

— Разве булочник не может быть героем?

— Может, конечно, — не могла не согласиться Рахиль. — Но тот Самсон, сын Маноя, был настоящее солнце…

И Рахиль рассказала Глебу легенду о том, как богатырь Самсон наказал коварных филистимлян, обрушив на них храм. Он погиб и сам в развалинах храма, но с Самсоном вместе погибло столько врагов, сколько он, непобедимый воин, не убил за всю свою жизнь.

Потом Рахиль спросила:

— Откуда ты знаешь наш язык?

— Там, в Константинополе… Меня научила одна женщина.

Рахиль посмотрела на него внимательно:

— Она была молодая?

— Старая, — Глеб улыбнулся.

Рахиль сказала:

— Это странно, что ты так усердно учился у старой женщины…

— Что же тут странного! Были долгие зимние вечера.

Под вечер этого дня Глеб вдруг начал чувствовать боль.

И Рахиль сказала:

— Думаю, это хороший знак. Нам будет, чем похвастать старику.

Когда солнце почти уж совсем село, со двора опять донеслось блеяние овец. Это Захария пригнал отары. Он и сам скоро вошел в дом.

Рахиль сказала ему:

— Радуйся, дедушка! Ты был прав. Наш Самсон сегодня почувствовал боль.

Захария, улыбаясь, подошел к Глебу и велел ему подвигать рукой. Но у Глеба ничего не получилось.

Старик сказал:

— Забудь, юноша, печаль! Вслед за болью придет исцеление…