Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы

— Для меня нипочем, а для вас зазорно со мной через весь посад идти. Офицер. А я кто? Не по душе мне та прогулка.

Упорство Насти накаляло чувства поручика. С каждым днем он все настойчивее добивался ее расположения. И, как прежде, без успеха. Тогда поручик отважился сказать решительное слово.

— Нам, Настенька, ничто не мешает соединиться. Будь моей женой.

Настя долго смотрела на поручика. В прищуренных глазах — сожаление и участие. Впервые назвала поручика по имени.

— Хороший и, видно, душевный человек вы, Алексей Павлович. Только не одна дорожка у нас пролегла с вами…

— Почему же, Настенька? Я от всего сердца предлагаю.

Настя выпрямилась. В ее голосе послышалось гордое достоинство.

— Знаю. Не потому не одна дорожка, что разные мы с вами, что у вас белая кость. Каждый должен себе цену иметь. И я имею. Не боюсь, что подомнете меня. А вот полюбить вас, когда в сердце заноза, кою не вырвешь, не сумею. А жить так, без искорки, не могу.

Поручик несколько отступился от Насти. Много дней ходил живой тенью. От рассеянности послабление в службе допустил. Из-под караула сбежали пятеро арестованных мастеровых, перемахнули через границу к киргиз-кайсакам. Поручик получил строгое наказание от воинской команды — на два года растягивался срок представления к присвоению очередного звания.

Среди барнаульской горной знати злой зимней поземкой поползли пересуды: «Синяков с ума свихнул — вознамерился на бергайеровой женке ожениться. Недостойно офицеру так себя вести. Служанка — не ровня ему. Хотя и разведена, а муж-то ее жив…»

Поручик почему-то, что ни день, сильнее уверовал: не говорила Настя слов отказа. Сон все это, не больше. Лишь после вторичного пылкого объяснения поручик убедился, что Настя создана не для него.

Настя же после того ушла из услужения отцу Ферапонту. Зашила в мешочек из чистой холстины все до единого подарка и попросила матушку:

— Отдайте Алексею Павловичу.

Из сострадания к поручику Настя ушла с Барнаульского завода. Куда — никому слова не сказала.

С крепостной стены рявкнула пушка. Тотчас же на будке появился указ. Большой лист бумаги усыпан крупными буквами. Выстрел и указ оповещали о побеге с глубинных подземных работ Змеиногорского рудника секретного колодника. Имя его умалчивалось, зато приметы расписывались с дотошными подробностями. И самое главное — указные знаки, или клеймо, на лбу: «З. Р.» — сокращенное название рудника.

Указ настрого предписывал каждому работному, под страхом жестоких наказаний за упущение, задержать беглого, за то обещана немалая награда: двадцать пять рублей деньгами. Чтобы усилить рвение работных в поимке, начальство сообщало, что

«оный вор и разбойник к тому же убивец трех человек, из коих один — малолетний ребенок…»

Загалдели, засудачили работные. Не бывало такого, чтобы в секрете находилось имя беглого. Да и не слыхивали до этого, чтобы какие-то секретные колодники на руднике водились. В глаза их никто не видывал. Откуда им взяться и кто они?

Несколько дней подряд солдаты шныряли по руднику, версты на две окрест его обшарили все кустарники и каменные выступы. А беглого не нашли, будто кто выдумал его. По селениям поскакали нарочные.

Работные, наперекор наказу начальства, ничуть не помогали в поисках, между собой переговаривались. «Поди, наш же брат, тот беглый. А что убивец, то, может, брехня. Начальству и барышнику — одна вера».

Глубокой ночью в дверь избы Федора несмело постучали. Мелкий и густой осенний дождь противно хлюпал в лужах. Казалось, кто-то неуверенно, на ощупь шагал в сапогах.

Федор открыл дверь. В кромешной темноте не видно и силуэта человека.

— Это я, кум.

По голосу Федор узнал Алексея Белогорцева.

— Ну ж и непогодь… А правда, сбрехало начальство, что беглый убивец.

— Завтра не мог сказать? Затем только и пришел?

Белогорцев, будто не слышал вопроса, протиснулся в сени, отряхнулся и бросил в темноту:

— Заходи сюда… Открой-ка, кум, чулан да светильник запали — из чулана свет наружу не просочится.

При дрожащем свете Федор увидел незнакомого человека. Нечесаная бородища туго скрученными веревочками падала ниже пояса. На левой руке болтался обрывок цепи.

— То ж Васька Коромыслов, — сказал Белогорцев. — Помнишь? Сыскал его ноне вечером в копне сена за огородом. Он и есть беглый колодник. Хочет важную весть сказать тебе.

Васька сел на лавку, несмело попросил:

— Поесть и испить бы что. Третьи сутки голодом… Цепочку с руки сбить да бороду обрезать…