Федора словно кто подбросил. В голосе — тревога.
— Куда же ты? Мясо на костре изжарю…
Девушка взглянула на кожаную переметную сумку, в которой Федор хранил куски горных пород.
— Видать, служивый ты. А служивый не по мне. Прощай!
С легкостью малиновки девушка порхнула в заросли. Федор пришел в себя, когда почти затих шорох кустов, во весь голос крикнул:
— Сказала бы хоть, как зовут и где тебя искать!
Издалека ответил смеющийся и звонкий голос:
— Время не приспело, молодец! Когда-нибудь, может, и узнаешь!
* * *
Указами Петра Первого повелевалось всех пришлых и даже беглых людей с горных заводов «неволею не высылать, дабы тех заводов не опустошить и промыслов не остановить».
Тот, кто бежал от крепостного гнета и добровольно приходил к Демидову в надежде укрыться от властей, попадал из огня в полымя. На шее туго затягивалась петля договорной кабалы. Выбраться из нее человеку становилось почти немыслимо. Демидовские доглядчики зорко стерегли «охочих» людей. При побеге же объявлялся двойной сыск — и со стороны Демидова, и со стороны воеводских канцелярий. От демидовского вездесущего ока человека могла укрыть, пожалуй, лишь одна могила.
Пойманному беглецу не было пощады. Секли плетьми нещадно, горячим железом выписывали указные знаки на коже, бросали в рудничную подземную мокреть. От тяжкого изнурения работой, голода, гнилого спертого воздуха человек в самое короткое время возносился, в назиданье другим, в царство небесное.
Пришел однажды в Колывано-Воскресенскую рудничную контору человек лет пятидесяти от роду и объявил:
— На господина Демидова желаю робить!
Приказчики глазами барышников долго прощупывали пришлого. Крепок и кряжист, как лиственничный сутунок. От такого прок в работе будет. По душе приказчикам пришелся.
— Где писался по последней ревизии?
— В обской деревне Кривощековой, что на самом Сибирском тракте.
— Паспорт или какой другой письменный вид от воеводской канцелярии имеешь?
— Коли имел, не пришел бы…
Приказчики только и ждали этих слов, как мыши в чулане, зашелестели бумагой. Заскрипели перья.
— Как прозываешься?
— Иван Соленый, сын Петров.
— Соленый, говоришь? Почему так?
Пришлый недоуменно пожал плечами.
— Откуда мне знать. Соленый и все…
— Ну и ладно, раз Соленый, будь им. Ставь в конце бумаги крестик и на работу с богом.
— Отчего крестик-то?
Соленый взял бумагу, быстро пробежал глазами по ней и под тощими приказчиковыми завитушками бойким росчерком начертил размашистую жирную подпись.
— Вот так у нас подписывают!
Удивленные приказчики было струхнули — как бы беды на свои головы не накликать. Но Соленый оказался тонким провидцем и рассеял душевное смятение.
— Род мой извечно крестьянский. А грамоте обучился в детстве через любознательность и большое понятие от сельского дьячка…
По знанию грамоты Соленому выпадало некоторое облегчение в работе. Зимой, как и большинство демидовских работников, ходил в бергайерах, [3] Бергайер — дословно «горотесец», работник, добывающий руды.
копал руду и время от времени вел письменный учет добытому.
После памятной встречи с медведем Федор Лелеснов, с разрешения приказчиков, часто брал с собой Соленого. Сам Федор не умел ни читать, ни писать и нуждался в надежном помощнике по письменной части. Соленый быстро постигал самые сокровенные тонкости рудоискательского дела, оказался общительным и задушевным товарищем, бывалым и находчивым человеком.
При рудном поиске ли, на отдыхе ли в глазах Федора одно видение — девушка с молотком в руках. «Где-то она сейчас? Почему я тогда дал ей уйти, не узнав имени и где живет?» Теперь в девушке Федору все казалось загадочным: и нескрываемое опасливое отношение к служивому человеку, и неожиданный уход, и ее последние слова, подающие какую-то тайную надежду на будущую встречу.
Однажды ночью у костра Федор рассказал товарищу про наболевшее. Тот выслушал и совсем не к месту закатился звучным смехом, потом посуровел и сердито выговорил:
— Чудной ты! Нешто при таком ротозействе ухватишь сердце. А вот взял бы да следом потопал и, глядишь, не упустил бы девку. — Соленый пыхнул козьей ножкой и с загадочной уверенностью повторил: — Наверняка не упустил бы!
После этого разговора Федор не однажды приставал с назойливыми вопросами:
— Отчего так говоришь? Нешто знаешь ту девицу?
Соленый ответил уклончиво.
Читать дальше