Юзеф Крашевский - Борьба за Краков (При короле Локотке)

— Сула? Жив? — весело крикнул он.

Мартик взглянул ему в глаза и перетрусил. Ему приходилось видеть князя в битве, во время бегства, в изгнании — гневным или угнетенным, но таким, как теперь, он не видал его никогда. Бледный, постаревший, угрюмый, страшный, он был весь полон внутреннего гнева и с трудом сдерживал себя до того момента, когда можно будет обрушить этот гнев на тех, кто его вызвал.

Прежде всего он спросил о княгине и детях; Мартик отвечал, что они здоровы и нетерпеливо ждут его приезда.

— Я и то спешу к ним, — хмуро отвечал Локоток, — но для многих возвращение мое будет страшным и кровавым. С изменниками я расправлюсь так, чтобы несколько поколений помнило об этом. Ни один немец не останется в городе. Я вырежу все это изменническое племя. Пусть лучше погибнет город, чем останется это паршивое гнездо!

Сула не посмел возражать ему. Но, выждав немного, он решился вымолвить тихим голосом:

— Милостивый государь! Не все в городе виновны, и жаль такого красивого города.

— Все виновны, — закричал князь, ударяя рукой о седло с такой силой, что конь под ним бросился в сторону. — Все, кто не хотел изменять мне, должны были следить за войтом и убить его, прежде чем совершилось нечестивое дело! Я уж думал, что буду управлять спокойно, а эти негодяи снова все напортили… Если бы я не отомстил им, Бог покарал бы меня за это. Завтра начнется то же самое!

Он говорил с таким жаром негодования, а окружавшие его так решительно поддакивали ему, что Мартик принужден был замолчать. Но немного погодя, поцеловав князя в ногу, он снова заговорил:

— Милостивый государь, я сам был свидетелем, что не все виновны. В городе есть много преданных вам поляков, и некоторые мещане были также вместе с нами. Евреи тоже нам помогали. Я знаю сам и мог бы назвать по имени таких, которые противились обманщику Альберту, хотя он грозил им и глумился над ними. Со мной приехали те, кто остались вам верны, они просят вас помиловать город.

Локоток крикнул, оглядываясь назад:

— Где они? Сейчас же вздернуть их на сук! А если хотят уйти живыми, пусть мне на глаза не показываются.

Мартик с мольбою смотрел ему в глаза. Князь говорил еще что-то бессвязное, вглядываясь в глубь леса, словно ища в нем своих жертв. Но Сула, раз начав, уже не мог остановиться на полдороге и через минуту начал снова.

— Милостивый князь, вы знаете, что я ваш верный слуга, и, может быть, вы поверите, если я поручусь за тех, кто едут за мной, что они боролись с Альбертом и никогда не были с ним заодно.

Капеллан, который находился неподалеку и слышал этот разговор, присоединился к Суле, уговаривая князя такими словами:

— Господь Бог хотел пощадить город ради нескольких праведников.

— Господь Бог! — возразил князь. — Ему это можно делать. Но справедливый человек должен не иметь жалости. И я не прощу никому!

И тут, как будто капеллан напомнил ему другое духовное лицо — епископа, князь вдруг спросил:

— Альберт ушел… а Муската?

— О нем я ничего не знаю, думается мне, что он в городе, — сказал Мартик.

Локоток обратился к шляхтичам, ехавшим с ним.

— Пока я доберусь до Кракова, — сказал он, — пусть бы кто-нибудь из вас поехал вперед, чтобы взять Мускату. Он опять изменит мне для чеха или силезца — лучше уж я буду держать его под стражей.

Услышав это, Топоры, желавшие угодить князю и лучше всех знавшие Краков, начали сговариваться между собою.

Локоток, не расспрашивая больше, продолжал говорить, угрожая изменникам, а Мартик, не отходя от его коня, неотступно смотрел ему в глаза, стараясь уловить более удобный момент для заступничества.

Шляхта, находившаяся позади, делала Мартику знаки, чтобы он не раздражал его еще больше несвоевременными просьбами, и в конце концов Сула должен быль уступить: сел на коня и, отъехав в сторону, возвратился к ожидавшим его мещанам.

Они уже по выражению его лица догадались, что он несет им недобрые вести.

— Пока ничего еще не удалось сделать, — сказал он им, — но, лиха беда — начало, и я от своего обещания не отказываюсь. Мы будем следовать издали за войском.

Когда поздно вечером воины расположились на ночлег в лесу, прибежал от князя к Мартику слуга и пригласил его следовать за собою.

Лагерь освещался пламенем нескольких костров и благодаря присутствию многочисленного рыцарства в богатых одеждах и блестящем вооружении, желавшего этим почтить своего государя, — имел очень внушительный вид.

Локоток, не привыкший к пышности, был окружен истинно королевским двором, а богатое рыцарство выглядело несравненно более торжественным, чем он сам. Среди разодетой шляхты он один не изменил своему серому, почерневшему верному панцирю и своему старому плащу с запекшейся на нем вражеской кровью.