Юзеф Крашевский - Два света

На другой день, во время великолепного бала в Ситкове, к которому приглашено было с лишком сто фамилий, Зени явилась в старинных драгоценных камнях Карлинского дома, подаренных ей мужем перед свадебным ужином. Старик Гиреевич, страстный охотник хвастаться, поочередно рассказывал гостям на ухо, что этот убор в свое время стоил с лишком десять тысяч дукатов, а огромный смарагд на ожерелье подарен был одним султаном Карлинскому, бывшему послом в Стамбуле и т. п.

Эти два прекрасные бала отравлены были величайшим несчастьем: танцоры уронили полку с этрусскими сосудами, и все они до одного разбились вместе со стоявшей наверху драгоценной японской вазой. Старик Гиреевич так глубоко почувствовал это несчастье, что на следующий день ничего не мог взять в рот. Убыток, по словам его, простирался на триста девяносто пять дукатов.

Теперь, почтенные читатели, вы имеете право еще опросить меня: как зажил Юлиан со своей супругой? Это нетрудно понять. Они зажили в полном смысле великолепно и прилично. К счастью, избалованная Зени не имела никаких страстных желаний: она при каждом удобном случае хвасталась своими музыкальными способностями, искала похвал, потому что привыкла к ним, любила салон и общество, требовала вояжей, и больше ничего не нужно было ей. Но как Юлиан, в свою очередь, был добрым и снисходительным существом, никогда не противоречил жене, а недостаток глубокой привязанности заменял чрезвычайной вежливостью и услужливостью, то они жили довольно счастливо и согласно. Правда, не дальше как через два года после женитьбы, Карлинский часто, под предлогом хозяйственных распоряжений, отлучался из замка и проживал в одном доме в местечке, где, как говорили, жила его любовница, прежняя горничная жены его, веселая, улыбающаяся, черноглазая и чернобровая девушка, но об этом знал, может быть, один президент и не считал преступлением того, что племянник пошел по его следам. Через несколько времени Фанну поместили в домике близ замка, но она вскоре вышла замуж за актера, а Юлиан, погрустив короткое время, нашел вместо нее другую.

Эмилий жил у брата. Но по отъезде Анны Юлиан вовсе не занимался им: бедняжка сидел один в комнатах вместе с Антонием либо в саду под липами и редко приходил в гостиную, потому что Зени боялась его. Эмилий секретно ездил иногда в Жербы. Даже хотели было отправить его в Варшаву, но президент нашел это ненужным. Пробужденный на короткое время рассудок опять заснул, потому что ему не давали никакой пищи. Эмилий опять сделался ребенком, стал печален, одичал, наконец, однажды сидя в саду и заглядевшись на облака, он простудился и, не имея понятия о своем опасном положении, умер от горячки. Гребер приехал уже поздно… Чтобы не произвести неприятного впечатления на Юлиана и жену его, старик Антоний в следующую ночь перевез тело глухонемого в кладбищенскую часовню и при помощи одного Алексея распорядился бедным его погребением. Президент приказал не делать великолепных похорон, поэтому Эмилия положили только в сосновый гроб, окрашенный черной краской и поместили в фамильном склепе.

Юлиан, слишком занятый переменой обоев и мебели, уже спустя неделю узнал о смерти брата и то случайно, когда потребовал к себе старика Антония, бывшего прежде обойщиком. Его супруга, прекрасная Зени, всегда глядевшая на глухонемого со страхом, нисколько не огорчилась его смертью, а президент прямо сказал, что для Эмилия больше всего надо было желать смерти, и что Бог давно должен был умилосердиться над ним. Немедленно представилась крайняя надобность в двух комнатах Эмилия, в них поместили старую горничную Зени с гитарой и двумя собачками, а оставшиеся после покойника вещи выбросили вон. Старик Антоний со своим молитвенником и очками пошел доживать последние дни в маленькой избушке за флигелями. К счастью, Борновский протежировал ему, иначе он пошел бы по миру, потому что целые два месяца добивался аудиенции Юлиана и никак не мог увидеть его. В то время делали в салоне новые занавеси, и Юлиан чрезвычайно занят был ходом этого важного дела.

После обручения с Альбертом Анна немедленно поехала вместе с Зени в Варшаву, чтобы сделать там великолепное приданое. Жених полетел в Познань для покупки дома, потому что на первый раз надо было куда-нибудь привести жену, но это не удалось ему. Президент и Юлиан, влюбленные в него не меньше Анны, значительно охолодели, когда узнали, что Альберт почти ничего не имеет, но Анна уже чрезвычайно привязалась к нему, и дела зашли очень далеко: следственно, невозможно было думать о разрыве… Затем, уже не отправляя молодых в Познань, дядя и брат должны были назначить Анне два фольварка из Карлинского имения. Гиреевич, не желая раздроблять земель, принадлежащих дочери, внес деньги, и Альберту купили в соседстве прекрасную деревню с двумя или тремястами душ и с банковым долгом для того, чтобы он не мог промотать ее.