Михаил Волконский - Записки прадеда

— А! — ответил Сулье. — Это важно; ведь это — ее талисман.

— Как талисман?

— Да. Без него она ни за что не войдет в клетку. Мало того, она даже ни за что не покажет его никому. Попробуйте-ка попросить ее показать, что внутри медальона!

— Мы именно это и спросили у нее.

— Ну вот! Она даже и мне, да и никому на свете не дает его в руки, а не только не показывает, что в нем. Странная и упрямая девчонка! Но я знаю ее упрямство и потому должен подчиниться. Она прямо заявила мне, что, если только я или кто-нибудь другой узнает, что у нее в медальоне, она больше ни за что не решится войти к зверю. И не пойдет!

— Ну так она теперь, значит, больше не пойдет уже! — проговорил Гирли.

— Как не пойдет? Отчего? Вы насильно взяли у нее ее медальон? Оттого она и плакала? — вдруг, побагровев почти, крикнул Сулье. — Но ведь это насилие!

— Насилие мы не позволяли себе, — строго и внушительно проговорил Гирли. — Но с сегодняшнего дня Шарлотта не будет входить в клетку со львом.

В двери за спиной хозяина показалась головка девушки. Очевидно, она стояла за дверью тут же и слышала весь разговор.

— Господин прав, — медленно произнесла она, не без труда выговаривая по-французски, — я больше к зверю не могу идти. Мой талисман раскрыт.

Сулье вдруг забыл о рубле, полученном им, и снова вспыхнул. Очевидно дело шло для него уже не о пустяках, а о целом состоянии, или, по крайней мере, о верном источнике дохода.

— Как? Талисман раскрыт? — крикнул он, обращаясь то к Шарлотте, то к Гирли и Орленеву. — Как, ты не пойдешь к зверю? Я посмотрю, как ты не пойдешь!.. И какой там талисман!.. И зачем вы приходите смущать девушку?.. Что же я теперь буду делать?

— А вот сядемте и поговорим спокойно, — сказал Гирли. — Никто не хочет делать вам зла. Ее медальон я не открывал, но если знаю, что в нем, то по некоторым другим обстоятельствам, совершенно особенным. Однако не в этом дело… Скажите пожалуйста, у этой девушки есть родители?

Сулье снова разразился рядом грубостей. Он говорил, что не позволит никому мешаться в дела своей труппы, что никому нет дела до происхождения артистов, находящихся у него, и что он просит наконец оставить его в покое.

— У меня сейчас начинается представление, — добавил он, — и я прошу вас удалиться.

— А во сколько вы считаете ваш полный сбор? — спросил Гирли.

Сулье как будто опешил.

— То есть как сбор?

— Да так: сколько представление дает вам выручки, когда все места полны?

— О, при полных местах я получаю тридцать серебряных рублей.

Гирли вынул деньги и, передавая их французу, сказал:

— Вот вам тридцать рублей — отмените на сегодня представление. Надеюсь, вы можете теперь разговаривать со мной?

Снова в Сулье совершилось неожиданное превращение от грубости к заискиванью. Он стал даже титуловать Гирли князем и теперь не только не отказывался от разговора, но, напротив, предложил сесть, сказав, что вынесет стулья. Гирли просил его не беспокоиться, уверив, что хорошо будет и на скамеечке.

Они сели. Сулье остался стоять пред ними, готовый отвечать на все вопросы.

Из расспросов оказалось, что он был в прежнее время матросом, затем в Индии бежал с корабля, жил там долгое время, научился нескольким фокусам и, когда вернулся в Европу, поступил в труппу странствующих артистов, где была и Шарлотта со львом. Страсть к искусству, как говорил он, влекла его. Дела антрепренера шли плохо. Тогда Сулье решил истратить скопленные в Индии деньги и приобрел от прежнего антрепренера все дело. Откуда сама Шарлотта — он наверное не знает. Говорили ему, что она родом из Индии, но сама она ничего не рассказывает, бережет только свой медальон, в который верит слепо и под охраной которого не боится входить в клетку, хотя это — сущий вздор, потому что тут медальон никакой роли играть не может, а просто лев — ручной и давно привык к ней. Откуда у нее медальон — она тоже не рассказывает.

— Ну вот что, — сказал наконец Гирли, — сколько вы возьмете за то, чтобы освободить девушку навсегда от представлений и оставить ее у меня?

Сулье задумался, а затем вдруг улыбнувшись произнес:

— Это стоит очень много денег.

— Сколько бы это ни стоило, вы скажите только сумму.

— Сумму?.. Это нужно подумать, рассчитать… Я не могу так сразу.

— Я и не требую, — ответил Гирли, — мы можем подождать… Завтра я приду к вам опять, тогда потолкуем обстоятельно…

Когда он и Орленев, решив, что вернутся сюда завтра, отошли от балагана, Сергей Александрович проговорил наконец то, что давно хотел сказать Гирли: