Андрей Зарин - Кровавый пир. За чьи грехи?

— Атаман, — закричал Кривой, — иди скорее! В круг зовут!

— Пожди ж! — повторил Василий, идя из баньки. Кровь широкой струею текла из раны, заливая ему кафтан.

Выйдя на двор, он быстро с помощью Кривого накрепко перевязал рану и пошел в город.

Там волновались казаки, составив раду. Василий вошел в круг и поклонился.

— Мы тебя трогать не будем, — заговорили старшины, — скажи только, что нам делать. Слышь, услыхали, князь Барятинский сюда идет!

— Я говорю, тут его встретить. Бой дать! — сказал Гришка.

— Молчи, пес! — закричал на него Харитонов. — Он нас перебить хочет!

— В воду его!

— А ты как мыслишь?

Василий поклонился:

— Ваша воля, громада! Думаю, уходить лучше, чтобы побольше силы набраться.

— Что, видишь? Вот и он говорит! На Ломов, братцы!

— На Ломов! — закричали казаки.

— А я не дам своих казаков! — заявил охмелевший Гришка.

— Ты? Своих? Ах ты пес корявый! — загалдели казаки. — Мы тебя не вольны сместить, что ли?

— В воду его!

— Повесить!

— Тащи, братцы!

— Послушайте, православные! — заговорил было Гришка, но казаки накинулись на него и потащили к воде.

— А ты что делать будешь, с нами пойдешь? — спросил Харитонов. — Нас тыща. Мы Ломов возьмем, больше народу будет. Дальше пойдем!

Василий поклонился.

— Нет, — ответил он, — я до батюшки Степана Тимофеевича пойду. С ним буду дело делать.

— Да где он-то, голубь наш?

— В Царицыне, слышь!

— Ну, ин! — сказал Харитонов. — Ведь мы, казаки, людей не неволим. Вольно Гришке было в атаманство лезть! Иди себе!

Василий вышел из круга.

Да! Доберется он до Царицына к Стеньке Разину, а там с ним вместе на Дон махнет!

— Готовь коней! — сказал он Кривому.

— А теперя куда поедем? — спросил он.

— К атаману! В Царицын!

— Ну, ин! Обернулось на худой конец наше дело! — вздохнул он.

Василий прошел в баньку и с злобной усмешкой обратился к Наташе.

— Ну, королевна, опять ехать надоть! — сказал он. — Как повелишь, вязать тебя али вольной волею поедешь?

— Убей меня лучше, — ответила она.

— Ну, это нет! — сказал Василий и спросил снова: — Вязать, что ли?

— Вяжи! — сказала Наташа. — Я бежать буду пытаться.

— Бежать? Ишь ты, хитрая! Ну, ин, перевяжем!

Василий вышел отдать приказания.

Казаки торопились. Одни бегали по городу, наскоро грабя обывательские дома, другие седлали коней, увязывали торока. Всюду виднелись поспешность и уныние.

На задах, на огородах кто-то уныло выводил:

Василий поторопил Кривого и вернулся в баню.

Тоска острой болью сжала его сердце. Тайное предчувствие беды охватило его невыразимою грустью. Жизнь, вся жизнь сгублена, и никакой отрады… А песня тянулась уныло, жалобно:

Не подняться вам, туманушки, со синя моря долой,

Не отстать тебе, кручинушка, от ретива сердца прочь!..

Ох, не отстать!.. Василий прислонился головою к стене и прижал руку к сердцу. Словно рвалось оно на части! Даже не чувствовался палящий зной раны. Неужто так и не полюбит? Не может быть! Не ржавеет старая любовь! Он заслужит ее… Доехать бы до Дона, а там…

— Атаман, все готово! — сказал Кривой. — Коней сюда подвел.

— Веди красавицу-то, — глухо сказал Василий и прибавил: — Осторожно веди!

словно пел панихиду чей-то голос, надрывая душу.

— Заткни этому псу глотку! — крикнул Василий Тупорылу. — Чего воет, ровно по покойнике!..

и голос вдруг сразу смолк, после чего вокруг словно настала мертвая тишина.

Кривой и Горемычный под руки вывели Наташу.

— Осторожно! — приказал Василий. — Сади в седло и прикрепи!

Ее посадили. Она не сопротивлялась, только глаза ее, как звезды, горели на бледном лице, и Василий невольно отворачивался от них.

Перед ней, перед своей пленницей, он был жалок. Лицо его было также бледно. Не знавшие сна глаза смотрели тускло. Кафтан, залитый кровью, с оторванным рукавом, казался ветошью, а туго перевязанное кровавыми тряпками плечо прибавило ему еще более убогий вид.

— На конь! — приказал он, и они, привязав в середину Наташу, медленно выехали из посада за надолбы. Казаки строились в колонны, готовясь выходить тоже, чтобы идти на Ломов от преследования князя Барятинского.