Николай Абин - Прыжок самурая

Присвоение воинских званий:31 января 1936 г. – лейтенант ГБ; 5 ноября 1937 г. – старший лейтенант ГБ; 25 февраля 1939 г. капитан ГБ; 14 марта 1940 г. – майор ГБ; с 14 февраля 1943 г. – комиссар ГБ; с 2 июля 1945 г. комиссар ГБ 3-го ранга; с 9 июля 1945 г. – генерал-лейтенант.

Награды:орден Красной Звезды № 2553 (22 июля 1937 г.); знак «Почетный работник ВЧК – ГПУ (15)» (30 апреля 1939 г.); орден Красного Знамени № 4720 (26 апреля 1940 г.); орден Трудового Красного Знамени № 8495 (21 февраля 1942 г.); орден «Знак Почета» № 29 169 (20 сентября 1943 г.); орден Красного Знамени № 7011 (3 ноября 1944 г.); орден Ленина № 59 217 (30 апреля 1946 г.); 3 медали.

17 июля 1953 г. уволен из органов и в тот же день арестован. 23 декабря 1953 г. Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян. Не реабилитирован.

Лицо Кобулова излучало неприкрытую угрозу. Он махнул рукой, и офицер из приемной тихо покинул кабинет. Вместо него вошел плотный, крепко сбитый русоволосый майор. Он занял место за приставным столиком. По описаниям Хосе Павел догадался: Влодзимирский Лев Валерьянович, начальник следственной части по особо важным делам НКВД СССР, отличавшийся изощренной жестокостью.

«Выходит, дела мои совсем плохи», – поежился Павел, но не дрогнул и смело посмотрел на Кобулова.

Тот пододвинул к себе папку с делом и зашелестел страницами толстыми, густо поросшими волосами пальцами. Бегло просмотрев содержимое, он вскинул глаза на Павла и сквозь зубы процедил:

– Ишь, вырядился, буржуй недорезанный!

Павел никак не ожидал такого начала.

– Чего молчишь? Язык проглотил?! Ну, ничего, и не таких раскалывали! – с презрительной усмешкой бросил Кобулов.

– Знал бы, косоворотку припас, – огрызнулся Павел, хотя понимал, что такого говорить ему не следует.

Усы, описав замысловатую дугу, встали дыбом.

– Ах ты, гнида! Над органами издеваешься! Да я тебя в порошок сотру, прихвостень японский! Завалил резидентуру и еще пасть разеваешь!

– Я… Резидентуру… – Павел на секунду потерял дар речи. – Какой-то бред…

– Лев, посмотри на эту мразь! Он еще тут вякает, – прорычал Кобулов. – Бред? Да тут, – его толстый палец ткнулся в страницы, – столько написано, что тебя, сука, на тот свет можно хоть сейчас отправить!

– Свидетелей тоже хватает, – подал голос Влодзимирский.

Слушая нелепые обвинения, Павел готов был взорваться, но разум взял верх. Он вспомнил рассказы Хосе – к нему, судя по всему, применили тактику силового давления, рассчитывая сломать на первом же допросе.

Кобулов продолжал бушевать, сквозь смуглую кожу проступил румянец, аккуратно уложенные волосы растрепались и закрыли лоб. Брызжа слюной, он яростно кричал:

– Это ты сдал Свидерских? Это ты вывел японцев на конспиративную квартиру? А почему Люшкова не убрал? Ишь, сучье племя! Мало мы вас покрошили в восемнадцатом. Хватит крутить, Ольшевский! Признавайся!

Павел пытался протестовать, но его не хотели слушать. Кобулов, потеряв терпение, схватил его за ворот пиджака и ткнул в признательные показания.

– Мерзавец! А что ты на это скажешь?

Павел стер кровь с разбитой губы и склонился над исписанными листами. Буквы запрыгали перед глазами. Нет, он не мог ошибиться! Это был почерк Сергея: плотный и убористый, с характерно выписанными буквами «в» и «д».

– Ольшевский, запираться бесполезно! Смирнов во всем сознался. Здесь черным по белому написано, кто тебя вербовал, какие задания японцев ты выполнял, как выходил на связь. Читай, читай! Хотел нас вокруг пальца обвести, да не вышло, – злорадствовал Кобулов. – Органы – это всевидящее око партии и ее карающий меч. Как говорит товарищ Сталин…

Но Павел уже ничего не слышал, показания Сергея потрясли его.

«Зачем? Как он такое мог сделать? Ведь я же доверял ему, как самому себе! Чего тогда стоит наша дружба…» – думал он.

– …Партия и органы беспощадны к врагам, но они готовы простить тех, кто раскаялся и намерен искупить свою вину, – продолжал Кобулов.

Павел тряхнул головой, пытаясь избавиться от кошмарного наваждения. Вождь на портрете ожил, глаза его казались глазами убийцы. Лица Кобулова и Влодзимирского расплывались бледными пятнами, на месте ртов зияли черные дыры, из которых неслись угрозы.

– Это ложь! Я не виноват, не виноват! – прошептал он.

– Вижу, сегодня толку не будет, – с досадой сказал Кобулов и распорядился: – Лев, берись за него и раскручивай на полную катушку. Хватит миндальничать. Дело на эту японскую шайку надо закрыть до февральских праздников.