Илья Бояшов - КОНУНГ

Несмотря на то, что многие люди Олафа были к тому времени убиты или ранены, никто с Удачливым так и не смог ничего поделать — родичи и союзники Вирге отступили, потеряв многих своих людей. Вирге решил с тех пор искать помощи и поддержки у конунга Хальвдана.

Корабли Олафа возвратились в Бьеорк–фьорд, но на них лежало много мертвецов, каждый из оставшихся в живых греб за двоих, и корабли еле добрались. Хотя и привез с собой ярл немалую добычу, но это была лишь часть из того, что пришлось ему либо выбросить, либо схоронить в пустынных фьордах.

Когда взялись раскладывать погребальный костер, то приказал Олаф вытащить на берег свой лучший корабль. Визард тому сильно воспротивился:

— У нас не будет возможности построить другой такой корабль. А все оттого, что окончательно испортили мы отношения с Рунгом. И хотя не наша вина в том, но корабли, пожалуй, строить он нам не станет… Так стоит ли безрассудно отправлять в огонь «Змею»? Возьми хотя бы «Кита». Это старый корабль, и мы замучились его чинить. Ярл ответил во всеуслышание: Гора Бьеорк не простит, если я отделаюсь худшим своим кораблем. И новые сыны фьордов не придут на мой зов в дальнейшем, если не пожертвую сейчас самым дорогим, что есть.

Прозорливость ярла Олафа была известна, только Визард сокрушался и все никак не хотел отступать. Однако Олаф стоял твердо на своем решении, зная, что многие после такого поступка будут говорить о щедрости Олафа и о том, какое уважение оказал он погибшим. Вытащили «Змею», посадили на лучший корабль всех павших в той битве. Шлем каждого ярл приказал доверху наполнить серебром — воины, бонды и работники одобрили такое решение.

Старый Хомрад, недовольный быстрыми приготовлениями, вот что сказал:

- Твои отец и дед приготовили бы глубокую могилу и в нее погрузили бы корабль, а также насыпали бы над нею курган, подобно кургану, который возвели после битвы с Нарви Поединщиком, а тогда погибло куда больше воинов, чем сейчас.

Он негодовал на такую спешку. Олаф, недовольный тем, что все слышат, о чем говорит Хомрад, ответил старику:

- В земле фьорда столько камней, что затупятся лопаты и заступы, кроме того, у меня нет времени на проводы. Вирге побежал жаловаться Хальвдану, и догадываюсь я, что мне готовит конунг. Нужно успеть окликнуть новых воинов — ты же отойди и не мешай, дай мне достойно проводить своих храбрецов.

Однако упрямый викинг продолжал гнуть свое, и, если бы не был Хомрад таким старым, — не избежать бы ему неприятностей. Он твердил заупрямившись:

- Лишь в чужой земле, да и то, когда грозила опасность, позволяли себе твой дед и отец сжигать убитых в спешке.

Олаф очень рассердился и ответил:

- Грядут веселые дни, это уж я знаю точно. На первый пир меня уже пригласили приспешники Хальвдана, и я вдоволь наелся, не хуже Логи, и едва мог переварить обильную пищу. Постарались они, и не было недостатка в лакомстве. Хозяева же ухватили только объедки со столов, которые мне и приготовили, — на каждого своего викинга я обменял не менее трех их силачей — и, видно, Вирге остается голодным, и своих волков так досыта и не накормил. Не терпится ему вновь приготовить мне угощение. Так что пусть те, кто сейчас на «Змее», быстрее отправятся на пиры. У нас здесь скоро будет довольно работы…

Но старик был упрям; он от дряхлости качался, однако страшно сердился, что не слушают его советов:

- Не дело ты задумал, торопясь побыстрее распрощаться с мертвецами. Ты второпях усадил всех за весла, не удосужившись даже привязать погибших как следует, чтобы они выглядели достойно. И ждешь не дождешься быстрее закончить тризну.

Олаф сдержал себя и еще раз напомнил старику, что отдал он лучший свой корабль:

- А ты, Хомрад, неужели уподобился упрямому Рунгу и так же повернулся рассудком? Нет, старость — наказание богов!

Он позвал Гендальфа. Когда тот явился, ярл ему строго–настрого наказал:

- У Хомрада выпали зубы, распорядись, чтобы жевали ему хлеб и давали протертую кашу. Проследи также, чтоб теплым был его угол в моем доме. Видно, плохо ему живется, раз он раскапризничался, — так позаботься о нем вдвойне.

На том закончился их разговор с Хомрадом. Оскорбленный викинг отошел, в одном лишь согласившись с ярлом Олафом, что старость для настоящего мужа — истинное наказание.

После того сожгли корабль. Многие после погребения долго потом продолжали говорить о щедрости ярла, отдавшего мертвым столько серебра, а главное — лучший свой дракон. Когда же занялось пламя, то убитый в той битве кормчий Стогнар, которого привязали к рулю (он единственный стоял среди прочих), от порыва ветра вдруг повалился — и некоторые сочли это дурным знаком. На том месте насыпали вскоре небольшой курган, получивший название кургана Стогнара Кормчего, или кургана Резни в Хайгерс–фьорде, по названию того места, возле которого Вирге и его люди подстерегли драконы Удачливого. Гендальф про ту битву сложил вису: