Петр Краснов - Цесаревна

Настала осень. Поднялись западные ветры, взбугрили, взъерошили Неву, стало заливать водой набережную Зимнего дворца, холодно стало в дворцовых покоях, и опять сильно стали мучить государыню лихорадки.

В начале октября дошли до Петербурга слухи — «наши в Берлине»… Императрица оживилась. Иван Иванович хотел уже трезвонить по всем церквам столицы, сзывая к благодарственному молебну, и палить из пушек, но государыня удержала его: «Подождем курьера от армии…»

8 октября, утром, когда она еще в пудромантеле сидела у зеркала и парикмахер с девушками возились подле нее, ей доложили: «Генерал-майор Панин от армии…»

Императрица взволновалась. Краска прилила к ее лицу и не отливала, ложась пятнами на щеки, шею и нос. Она торопилась наложить белила и все была недовольна своим видом. Она послала за Алексеем Разумовским, Иваном Шуваловым и Михаилом Воронцовым. «Пусть при них… при них, ее сподвижниках и любимцах, доложат о триумфе и славе русского оружия…»

Только через два часа она вышла к ожидавшему ее генералу Петру Ивановичу Панину. Тот в дорожном мундире, со следами пыли и грязи, которую не могли отчистить и оттереть, встал ей навстречу с золоченого дивана и на бархатной подушке поднес большие железные ключи.

— Итак… В Берлине?.. Из Берлина?.. — сказала государыня, колышась широкими фижмами своей «самары», быстро подходя и обнимая Панина.

— Ваше императорское величество…

— Постой… Я позову Алексея Григорьевича, Михаила Илларионовича и Ивана Ивановича, пусть послушают…

Она позвонила в серебряный литой колокольчик.

Когда приглашенные ею вошли, она попросила всех садиться лицом к окну, сама — она теперь боялась дневного света — села в кресло у маленького затейливого столика. Перед собой положила ключи Берлина.

— Ну, говори… В Берлине?..

— Ваше величество, в ночь с тридцатого сентября на первое октября моя дивизия последнею оставила Берлин и отошла к Франкфурту.

— Оставила Берлин, — глухим голосом сказала государыня. Она обеими руками взялась за ручки кресла. Лицо ее густо налилось кровью, и под слоем белил было видно, как потемнело оно. — Но… почему?..

— По приказанию фельдмаршала Салтыкова. Фельдмаршал узнал, что король спешит на выручку столицы, и послал мне приказание: «Тотчас же генералу Панину с первою дивизией отступить…»

— Но… почему он сам не стал спешить к Берлину? — с гневом воскликнула императрица. «Сущая «курочка», — подумала она. Но сейчас же овладела собою и наружно спокойно сказала:- Рассказывай все от самого начала. Ты ведь всему был смотрителем и участником.

— Первого сентября граф Салтыков заболел и сдал командование Фермору, оставаясь при армии. Мы передвинулись в Королат и стали делать демонстрации на левом берегу Одера. Чтобы прочно овладеть Берлином, надо было взять Глогау, а у нас для сего не было осадной артиллерии.

— Всегда у нас чего-нибудь да и нет. О чем думают!.. — вырвалось у императрицы.

— Был собран военный совет и решено произвести нападение на Берлин отрядом графа Тотлебена, который подкрепить корпусом Чернышева. Главным же силам следовать по обеим сторонам Одера на Кроссен и действовать смотря по обстоятельствам.

— Почему не всеми силами?.. Странные распоряжения! Вот лютый король никогда совета не созывает, но все сам один решает, — тихо сказал Воронцов.

Императрица посмотрела на него прекрасными, налитыми мучительной скорбью глазами.

— Дальше, — сказала она.

— Пятнадцатого сентября Тотлебен и Чернышев двинулись на Берлин, и двадцать первого Тотлебен был у стен города, а Чернышев в одном переходе у Фюрстенвальде. Граф Фермор получил сведения, что в Берлин с севера идут подкрепления, и приказал мне, бывшему у Губина, идти распашным маршем в Фюрстенвальде. Двадцать девятого сентября Салтыков с армиею подошел к Франкфурту и вступил в командование армией.

— Ось подивиться!.. На що было вступать? Всегда чего-нибудь напутает, — сказал с хохлацким спокойствием Разумовский.

— Двадцать второго сентября Тотлебен пытался напасть на Берлин, но нападение не удалось, и он отошел к Копенику, где уже был Чернышев.

— Сие — «пытался напасть» — подлинно великолепно… — сказала государыня. — С такими воеводами далеко не уйдешь. Мой отец не пытался нападать, а нападал… Ну, дальше…

— Граф Фермор приказал Чернышеву вторично атаковать Берлин, но без риска.

— Что сие значит, Петр Иванович?.. Где же на войне бывает без риска?.. Ну, продолжай рассказывать, как вы без риска атаковали, — с больной иронией сказала государыня.