— Господин маркиз, — сказал Наполеон, глядя на безоблачное небо, — сегодня — чудесный день для работы.
— Вы правы, сир, просто великолепный. Мне кажется, стоит поставить стол в тень деревьев. Кроме того, я взял на себя смелость попросить слугу запереть калитку, чтобы… нам никто не мешал, сир.
— Тогда приступим.
Когда Наполеон диктовал, он не расхаживал взад и вперед, а откидывался на стуле назад таким образом, что его лицо оказывалось обращенным к небу. В это время он закрывал глаза. Первые слова он произносил медленно, словно разогреваясь, как во время атаки кавалерии, а затем он начинал выстреливать слова. Он не обращал внимания на то, что человеку трудно с такой скоростью записывать за ним. Иногда он делал паузу и говорил:
— Погодите! Давайте вернемся… Ну-у-у, вы должны меня понять… Там, где я разговаривал с… Что, вы до сих пор не нашли это место?
— Честное слово, вы пишете слишком медленно, дорогой маркиз! Запишите следующее.
Он выпалил залп слов. Некоторые предложения были четко сформулированы и записать их было несложно, но некоторые были расплывчаты и нуждались в доработке.
Целый час он работал в таком темпе, что казалось, что пухлые руки господина маркиза сейчас отвалятся от усталости.
— Дорогой маркиз, мы сегодня хорошо поработали, — сказал с довольным видом Наполеон. — Мне кажется, удалось ясно выразить концепцию кампании.
— Сир, молю Бога, чтобы мои заметки тоже были такими же ясными и четкими.
В этот момент послышался звук легких шагов с другой стороны забора. В калитку быстро постучали, и девичий голосок проговорил.
— Это я! Позвольте войти!
Светлая улыбка разлилась по лицу великого человека.
— Это — малышка Бетси-и. Маркиз, отоприте для нее калитку.
— Но, сир, мы же решили, что не позволим нам мешать…
Наполеон позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и приказал Гентелини, слуге, который последовал за ним в изгнание с острова Эльба, принести третий стул. Знатный секретарь императора хотел возразить, но, взглянув на решительное и довольное лицо императора, понял, что этого не стоит делать. В калитку вошла Бетси, держа в руках цветы.
— О, сир! — воскликнула девушка. — Вы так подействовали на нашего садовника Тоби, что он специально срезал эти цветы для вас. Тоби такой тиран. Никому из нашего семейства он не позволил бы срезать ни единого цветочка.
— Вы имеете в виду того маленького черного человечка, который долго работал в прошлый вечер?
— Да, сир. Его сюда привезли на судне торговца рабами из Африки.
Наполеон поднялся на ноги и подошел к крыльцу, перед которым часть дерна была выкопана в форме короны.
— Мне сказали, что он работал здесь рано утром и приготовил для меня этот сюрприз!
— Умница Тоби! Пожалуйста, сир, не говорите больше никому об этом. Он может попасть в беду!
— Мадемуазель, не беспокойтесь, я тщательно выполню ваше желание, бедняге Тоби ничего не будет грозить. Вы не желаете некоторое время побыть с нами?
— Я вам не помешаю?
— Нисколько. Ваше присутствие, напротив, поможет нам. Вам сейчас принесут стул, но вы должны пообещать не болтать.
Девочка не сразу села на стул. Она повернулась перед императором и счастливым жестом погладила складки платья.
— Вам нравится мой наряд?
— Мне нравится этот цвет… А что вы сделали с волосами?
— Мне хотелось прилично выглядеть. Поэтому я их расчесывала без конца!
Потом девочка внезапно спросила:
— Кто это такой?
Она поймала взгляд юноши, который прижался лицом к стеклу на чердаке. Лицо сразу исчезло.
— Это мой сын Эманюэль, — ответил Ла Касе.
— Что он там делает? — Бетси была очень взволнована. — На чердаке ужасно жарко. Я никогда туда не забираюсь летом.
— Он там работает, — сказал Ла Касе, обращаясь к Наполеону. — Вчера вечером он ничего не успел, и я ему приказал подогнать всю работу.
— Господин маркиз, неужели обязательно делать копии всех ваших записей? Почему вы не можете все записывать четко и ясно?
— Сир, вы не представляете, насколько быстро вы диктуете. Никто не сможет все за вами записать. Мне пришлось самому изобрести нечто вроде стенографии, а потом ее расшифрует Эманюэль. Он просматривает записи, а затем делает с них копии.
— Это никому не нужно! Когда со мной был Бертье и мы ездили по полям сражений Европы днем и ночью в моей замечательной карете, которую изобрел я сам, я постоянно диктовал ему приказы и письма. Бертье все аккуратно записывал, не делая ни одной ошибки. Как мне его не хватало во время последней кампании! После того, как я покинул Эльбу, у него не стало мужества присоединиться ко мне.
Читать дальше