Марк Фруткин - Возвращение Фабрицио

— Нам придется прервать занятия латынью на некоторое время. Мне предстоит ненадолго съездить в Казале Монферрато.

Элеттра отложила книгу, устав от медленно продвигавшейся работы над переводом. Она потянулась к чаше на столе и взяла большую красную виноградину величиной почти с абрикос. Аркенти наблюдал, как она вонзает в нее острые белые зубки и закрывает глаза, наслаждаясь вкусом. Не открывая глаз, она тыльной стороной руки вытерла уголок рта.

— Зачем? Что там?

— Выяснилось кое-что, имеющее отношение к расследованию дела кандидата.

Она подождала.

— Вы не скажете мне, что это?

Аркенти поколебался.

— Я в самом деле не должен.

Ее плечи опустились.

— О, эти священники со своими тайнами! Расскажите, или скажу отцу, что ничему не научилась за двадцать уроков латыни.

— Это неправда. Учились вы хорошо. На самом деле, поразительно, до чего быстро вы учились.

Девушка заговорила, не глядя на него:

— Почему вы на меня так смотрите? Каждый раз, когда мы вместе, вы смотрите и смотрите. Я бы сказала, что вы пытаетесь заглянуть в мою душу, но, кажется, вас больше интересует то, что снаружи, да?

Обернувшись, Элеттра посмотрела на него в упор, лицо жесткое и прекрасное, темные глаза горят.

У него вдруг пересохло во рту. Меня допрашивает девчонка. Он облизнул губы.

— Осмелюсь, если позволите, признаться, я смотрю, потому что иначе невозможно.

— Вы считаете меня красивой?

Он медленно кивнул.

— Вы не скажете, зачем едете в Казале Монферрато, потому что считаете меня слишком невежественной, чтобы вникнуть в тонкости вашего расследования?

— Нет, это не так.

— Тогда расскажите. Вы должны рассказать.

— Вы настойчивая юная женщина. — Он помолчал, задумавшись. — Если я расскажу, все должно остаться между нами, понимаете?

Если я дам ей понять, что доверяю ей, может быть, это побудит ее в свою очередь довериться мне.

— Договорились.

— Я собираюсь поискать там семьи с фамилией Камбьяти. Возможно, семья Фабрицио из тех мест. Возможно, они занимались выделкой шелка. Там есть одно место, называется Шелковичный путь, также известный как улица Иудеев.

— Понимаю. Значит, его семья была иудейской? В жилах нашего горячо любимого святого могла течь иудейская кровь?

Адвокат не сомневался, что она поймет намек.

— Такое… возможно.

— И возникнут сложности? Для вас?

— Не для меня лично.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего. Я не против иудеев, хотя многие другие, похоже, винят их во всех бедах мира. Кандидатуре Фабрицио это едва ли на пользу, разве что он был подлинно обращенным. Такой факт трудно доказать по прошествии такого количества времени.

— Иисус был иудеем.

— Конечно. Но многие христиане винят иудеев в его убийстве.

— Его убили не иудеи. Его убили римляне.

Он в очередной раз порадовался ясности ее ума.

— В любом случае многие, даже в церкви, винят иудеев.

— Они боятся, что вину возложат на них самих. Спасителя убили римляне, а не иудеи. Римляне, такие, как вы.

Девушка произнесла это так решительно, что он понял: разговор окончен. Адвокат снова отметил твердость и непреклонность ее воззрений, свойственную власть имущим, сквозящую в ее взгляде гордость, граничащую с надменностью, гордость рожденных править.

На обратном пути Аркенти осознал, что его, влиятельного служителя церкви, прогнала эта… эта девчонка. Но с другой стороны, он совсем не возражал. Напротив, он восторгался ею. Этому сочетанию безупречной красоты и необыкновенной внутренней силы невозможно было противостоять. Он вспоминал, как кровь приливала к щекам девушки, как они вспыхивали от гнева, как сверкали ее глаза. Римляне… Конечно, это древние римляне свозили в Италию всех красивейших женщин мира, для удовольствия и для улучшения рода. Она явно происходила из таких. Без сомнения.

Косой дождь лил все семьдесят миль пути от Кремоны до Казале Монферрато, к северу от города Алессандрии в Пьемонте. Карета ползла по грязи вдоль берега реки По. Адвокат дьявола смотрел, как дождь расчерчивает поверхность воды. Много раз карета застревала в размокшей, топкой колее, адвокату вместе с кучером приходилось ее выталкивать. Они ехали три дня, останавливаясь на ночь в сырых придорожных трактирах.

Монсеньор Аркенти утомился от путешествия и с радостью обнаружил, что в честь его появления у городских ворот наконец показалось солнце.