Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

— Всё это мои воины! Да и вы сделали немало! Я ж — меньше всех. Просто устроен мир так, что слава достается тем, кому отмеченным властью.

«Как и позор!» — подумал Арат, с прежней натянутостью улыбаясь.

— Но куда ты пропал?! — спохватился Филипп. — Мои слуги тебя обыскались! Я уже начал беспокоиться, не попал ли ты в лапы этолийских разбойников!

— Нет. Просто я не последовал за своими воинами, когда те ворвались в город. Стар я носиться, словно угорелый, по кривым улочкам. Еще шею свернешь! Когда стало ясно, что победа — за нами, я попросту свернул к ближайшему катагониону и начал праздновать эту победу.

— Ай да Арат! Старик, а проворнее нас, молодых, стоит только зайти речи о выпивке или о девках! — Филипп захохотал и посмотрел на Деметрия. Тот с готовностью поддержал царя, хотя по годам своим был ближе к Арату, нежели к юному македонянину. — Ну да ладно, пойдем! А не то мои ахиллесы уже истомились в ожидании килика несмешанного вина! Пойдем, Арат, отметим победу!

С этими словами Филипп ухватил ахейца под локоть и повлек его за собой.

Праздновать успех решили прямо за царским шатром — на свежем воздухе, благо ночь обещала быть теплой. Слуги положили на траву ковры, между ними — скатерти, заставив те драгоценной посудой. Виночерпий священнодействовал над огромным кратером, мешая вино в нем с ключевой водой, привезенной из лучшего в округе источника. Слуги зажигали и расставляли на медных треножниках трещащие факелы.

Расселись по пятеро на ковре. Филипп занял наибольший, тот, что был разложен подле шатра, усадив рядом с собою Арата, Деметрия, а также первейших министров — Апеллеса и Мегалея. Арат оказался между царем и Мегалеем, поприветствовавшим ахейца кривоватой гримасой. Не секрет — Мегалей терпеть не мог Арата. Как не мог терпеть предводителя ахеян и Апеллес. Даже Деметрий, несмотря него вздорный нрав, относился к старику куда дружелюбней.

Пир открыл сам царь. Дождавшись, когда слуги обнесут присутствующих кубками с вином, Филипп поднялся. Стоявший чуть позади великан-телохранитель поднял факел, заключив повелителя силуэтом в искрящийся нимб. Зыбкий свет ломал мельтешащими бликами безусое лицо Филиппа. Царская диадема в разверзнутом зыбким огнем полумраке походила на погребальную ленту, злобно комкавшую шевелюру повелителя македонян.

— Друзья мои! — голос царя был ломок, подобно теням, игравшим на его лице. — Мы отмечаем победу! Большую победу! Все мы, каждый… И мы, и каждый воин… — Филипп вновь сбился, но тут же нашел другие слова. — Каждый отдал все, что мог для этой победы. И наши стремления, собранные воедино, повергли врага, позволив нам насладиться плодами успеха. Тысячи рабов, груды золота и серебра — все это досталось нам в награду за доблесть. Враг трепещет при одном имени — македонянин! — тут Филипп вспомнил, что в его войске, помимо македонян, сражались еще и ахейцы, и иллирийцы, и наемники, собранные со всех Эллады. — И при имени ахеец! — прибавил он, возвышая голос. — И другие имена! Все они грозны ворам-этолянам. Так выпьем за то, чтобы мощь нашего оружия всегда была с нами и чтобы оружие не ржавело в ножнах и год из года плескалось в крови врагов!

— Да здравствует царь! — воскликнул Апеллес негромко, но так, чтобы расслышал Филипп и сидящие подле.

— Да здравствует! — подхватили все прочие.

Этики крики долетели до воинов, также праздновавших подле костров победу, и вернулись разноголосым эхом.

— Филипп!.. Царь!.. Македония!..

— Да здравствуем все мы! — великодушно не согласился царь. Филипп первым осушил кубок, побуждая прочих последовать его примеру. Жадные руки похватали с блюд куски пищи — простой и сытной — жареной оленины, баранины, говядины и зайчатины. Апеллес, натура сколь утонченная, столь и коварная, изящным жестом поднял с серебряного подноса небольшую, облитую винным соусом рыбку. Забегали слуги, вновь наполняя кубки.

— Теперь скажи ты, достойный Арат! — велел Филипп.

Арат поднялся. Свет факелов едва вырывал лица присутствующих, но Арат хорошо знал их — почти всех, ибо все они делали одно дело уже не первый год — с тех пор, как вознесся царь Клеомен, дерзкий и неуемный. Тогда Антигон ответил на жалобный призыв ахеян и привел на подмогу свое войско, положив конец притязаниям Клеомена, а заодно независимой воле всех греков. Ибо теперь этолийцы и спартанцы жестоко мстили обитателям Ахайи за их измену, и ахейцы были вынуждены повиноваться желаниям македонских владык, чтобы не быть перебитыми многочисленными и воинственными врагами.