Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

Как известно, Филипп Македонский уже давно рассматривал Ганнибала как своего вероятного союзника. Ганнибал враждовал с римлянами, Филипп также римлян не жаловал, ибо те зарились на Иллирию и вмешивались в греческие дела. Кроме того, Филиппу и впрямь не давали спать спокойно лавры Пирра, мечтавшего создать империю, подобную Александровой, но на Западе. Примерно о том же — пройдоха Карталон был прав — подумывал и Филипп. Он готов был разделаться с врагами в Элладе и начать победоносный марш на Запад, ибо путь на Восток Филиппу был закрыт обретающим все большую силу Антиохом Сирийским. Потому Ганнибал был естественным союзником Филиппа, но потребовались Канны, чтобы македонский царь решился, наконец, завязать сношения с победоносным Пунийцем.

Филипп отправил к Ганнибалу посольство во главе с Ксенофаном, мужем, искушенным во всякого рода темных делах. Благополучно миновав римские корабли у Брундизия и Тарента, послы высадились у храма Юноны Лацинийской неподалеку от Кротона и уже по суше направились в Капую. Но тут им не повезло. Македоняне наткнулись на римский дозор и были препровождены к претору Левину. Кто-то другой мог пасть духом от такого афронта, но только не Ксенофан. Не моргнув и глазом, он поведал Левину, мужу бывалому и неглупому, что будто бы послан Филиппом заключить союз с римским народом. Ложь была столь дерзка, что Левин поверил.

— Он обнял меня, дал провожатых и подробно перечислил места, где могут быть разъезды карфагенян. Ха-ха! — заливался веселым хохотом Ксенофан. — С провожатыми мы расстались, ну а подсказками нашего друга воспользовались, предавшись в руки первого же твоего разъезда, Ганнибал!

Это и впрямь было забавно, и Ганнибал впервые за последние месяцы от души веселился, надсмехаясь над наивностью и доверчивостью римлян. Он обнимал Ксенофана и величал его своим другом. После Канн ни одно событие, даже союз с Капуей, не радовало Ганнибала так, как это посольство. Теперь он обретал могущественного союзника, не зависящего от прихотей капризной знати; теперь он мог рассчитывать на открытие в Италии второго фронта против Рима: теперь римским легионерам предстояло отведать не только иберских мечей и нумидийских дротиков, но и македонских сарисс.

— Мы пойдем на Рим из Кампании, а вы ударите из Пиценума! Рим падет, и я подарю его Филиппу! Мне не нужна Италия! — щедро сулил Ганнибал, не обращая внимания на красноречивые взгляды Карталона. — Пусть македонские фаланги шагнут на эти плодородные равнины. Да славится великая Македония, добрый сосед великому Карфагену. А разделом меж нами пусть будет Мессанский пролив! Нам нечего делить между собою!

— Но согласятся ли ваши сенаторы уступить Филиппу Италию?!

Ганнибал с хмельным смешком приобнял за плечи возлежавшего подле него Ксенофана.

— Какое мне дело до Совета? Тут все решаю я, Ганнибал, сын Гамилькара!

Македонский посол был умен, он чутко уловил мысль, какую не досказал до конца Пуниец.

— Слава Ганнибалу! — кричал воодушевленный столь удачным завершением своей миссии Ксенофан, предвкушая щедрую награду. — Слава Карфагену! — И чуть тише:

— Слава Ганнибалу, властителю Карфагена!

Наутро был заключен договор, который скрепили подписями Ганнибал и его стратеги, а также мучимый жестоким похмельем Ксенофан. Стороны поклялись богами быть союзниками в борьбе против Рима, заранее разделив плоды будущих побед. Филипп получал власть над Балканами, Ганнибал — над покоренными народами в Иберии, Галлии, Лигурии и Сицилии. Судьбу Италии договор не определял, — Карталон все же успел вмешаться, — но Ганнибал дал твердое обещание, что оставит ее после падения Рима и не будет препятствовать замыслам Филиппа. Он готов был обещать и больше, он нуждался в помощи македонян, ибо римская гидра уже отрастила новые головы, скалящиеся ядовитыми клыками.

Подписание договора скрепили еще одним пиром, где вновь кричали здравицы. По всему лагерю распространилось ликование, озадачившее римлян.

— Уж не приключились ли где новые Канны? — шептались солдаты, несшие караул на стенах Нолы. — Уж не пришла ли новая беда?

На рассвете послы в сопровождении ганнибаловых эмиссаров, которые должны были удостоверить законность договора, отправились восвояси, а приободрившиеся карфагеняне начали новый приступ. Марцелл вышел навстречу, и был упорный бой, и Ганнибал впервые за всю войну потерпел поражение. Пуны бежали в лагерь, устлав поле пред городом грудами трупов.