Сара Перри - Змей в Эссексе

Уилл в кабинете положил рядом с письмом Коры чистый лист бумаги, но не мог себя заставить взяться за перо. «Не нужно терзаться», — писала она, как будто можно отмахнуться от чувства вины. Нет, ей не понять, куда там! Она порвала все связи, ей и невдомек, что его терзает не мысль о проступке, но ощущение, что он своими руками нанес вполне зримую рану самому близкому человеку: взял молоток и вогнал гвозди глубже в ступни и ладони, сорвал ветку ежевики и обмотал вокруг головы Стеллы. «Я первый из грешников», — подумал он и поймал себя на том, что это гордыня, а значит, еще один грех вдобавок ко всем остальным. Он подумал о Коре, и она тут же встала у него перед глазами: веснушки на скулах, пристальный взгляд серых глаз, прямая осанка, царственный вид даже в потрепанном пальто, — и на миг его ослепил гнев (вот вам пожалуйста: еще один грех, прибавьте к прочим, запишите на мой счет!). С той минуты в самом начале года, как распечатал конверт с письмом от Эмброуза, он почувствовал, что ветер меняется и надо было застегнуть пальто на все пуговицы и закрыть окна, а не подставлять лицо сквозняку. Но ведь, как ни крути, речь шла о Коре (он произнес ее имя вслух), о Коре, которая с первого же рукопожатия стала ему как родная, — нет, даже раньше, с того случая, когда они барахтались в грязи, — которая радовала и приводила в бешенство, которая была эгоистична и щедра, которая подшучивала над ним как никто и никогда, о Коре, которая только при нем не стыдилась плакать! Гнев утих, и он вспомнил, как прижимался губами к ее животу, какая теплая у нее кожа, какая нежная, как по-звериному естественна она была. Ни тогда, ни сейчас он не чувствовал, что согрешил, — это была благодать, подумал он, благодать, дар, которого он не искал и который не заслужил!

«Долго ли Вы еще сидели в темноте под каштанами, когда я ушла?» — писала она, и он действительно задержался там надолго: спустился к устью реки, к черному остову Левиафана, и смотрел на воду, страстно желая, чтобы из глубины выплыл змей и поглотил его, точно Иону. «При реках Эссекса, там сидел я и плакал», — подумал он. Наверху тихонько закрылась дверь Стеллиной комнаты, и кто-то прошел по площадке. Сердце его болезненно сжалось: там была Стелла, его любимая яркая звезда, грозившая вот-вот угаснуть, вспыхнув напоследок, и он боялся, что после ее ухода останется черная дыра, в которой он сгинет. Ему хотелось подняться к ней, лечь рядом с ней на кровать, заснуть, и чтобы Стелла, как прежде, прижималась к его спине, но теперь это было немыслимо: она постоянно хотела быть одна, писала что-то в голубой тетради и не сводила глаз с чего-то, видимого лишь ей. Уилл сидел в темном кабинете, не в силах ни помолиться, ни написать ни строчки, смотрел на красное солнце и думал: интересно, любуется ли Кора закатом?

В доме на другой стороне луга Фрэнсис Сиборн сидел, скрестив ноги, и смотрел на часы. Карманы его были битком набиты голубыми камешками, так что, как ни старайся, сесть удобно не получилось бы. Мама рассеянно слонялась по дому, не находя себе места, иногда заходила взглянуть на сына и, не говоря ни слова, целовала его в лоб. В руках у Фрэнсиса была записка от Стеллы Рэнсом с четкими указаниями, написанными синими чернилами, и рисунком, который его пугал, хотя и радовал глаз красотой. Мальчик складывал и снова разворачивал записку. Минуты тянулись так долго, но лучше бы они тянулись еще дольше — вовсе не потому, что он сомневался в мудрости полученных указаний, а потому что не знал, хватит ли у него духу довести дело до конца. Ровно в пять часов Фрэнсис вышел в коридор, где стояли его ботинки и висело пальто, оделся и отправился в туман. Он посмотрел на небо, стараясь разглядеть восходящую полную луну, первую после осеннего равноденствия, но ее не было видно, а значит, придется ждать еще год.

Джоанна оставила спящую мать и пошла к подруге. Ей хотелось, чтобы все стало как прежде, когда они сплетничали и сочиняли заклинания, и не терпелось пойти с Наоми на солончаки, где нынче не было и тени змея. Однако быстро выяснилось, что их прежнее увлечение магией не более чем детская забава, о которой нельзя вспомнить без смущения. И все же было приятно пройти по старым тропинкам бок о бок.

— Вон там я нашла Крэкнелла, — Наоми указала на чистую полоску гальки возле узкого ручейка, — он лежал навзничь, а голова у него была свернута набок. Мне показалось, он упал, он же был старый, а старики часто падают. Подошла, смотрю, глаза открыты. Я заметила в них чью-то темную тень и подумала: наверно, это последнее, что он увидел, может быть, это чудовище, но потом пошевелилась и поняла, что это всего лишь я, отражаюсь у него в глазах, как в зеркале. Говорят, он умер от старости и болезней, а мы-то все думали, будто его змей убил. Сейчас даже вспомнить смешно!