Андре Моруа - История Франции

Эдит Пиаф. 1954

«Тур де Франс» – самая престижная велогонка мира. Участники гонки на улицах Ниццы. Июнь 1960 г.

1. У народов существует свобода воли, и, подобно индивидам, они сами вершат свою жизнь. Франция станет завтра тем, чем решит быть сегодня. Но эта свобода ограничивается определенными рамками в виде предшествующих событий и особенностей страны. История не определяет будущего; она изучает прошлое и описывает наследственные факторы. «Что мне за дело, что здесь когда-то проходил Жан Бесстрашный, если он никогда больше здесь не пройдет?..» – говорил один физик. Но здесь пройдут его потомки и обнаружат ту же почву, тот же климат, те же национальные обычаи. Поскольку Франция находится на западной оконечности Европейского континента, то на протяжении всей ее истории ей угрожали и ее завоевывали. Отсюда – стремление к сильной власти, которую она впервые обрела в рамках Римской империи, которую нашла в Карле Великом, Людовике XIV, Бонапарте и которую, как интенданты старого режима, ей передали префекты Третьей республики. Расположенная в зоне средиземноморского и атлантического миров, на границе латинской и германской цивилизаций, она была вынуждена на протяжении всего своего существования как нации приспосабливаться и изобретать. Рыцарство, куртуазность, романтическая любовь, Шартр и Версаль – все это французские творения, влияние которых распространялось на весь мир.

2. Хотя Франция является соседкой и современницей Англии, у них совершенно разные истории. Английская монархия, установленная благодаря завоеваниям в 1066 г. и в то время всемогущая, очень рано сумела предоставить местные свободы; французская монархия, вначале чрезвычайно неустойчивая, должна была создавать Францию по частям и бороться с неограниченной местной властью. Этим объясняется ее тенденция к абсолютной монархии. Двойная угроза – со стороны внешних врагов и внутреннего феодализма – сделала французов терпимыми к центральной власти. Они долго выплачивали ей постоянные налоги; они очень поздно потребовали представительства во власти, которое англичане получили со времен Великой хартии. Первым следствием этой централизации явилось образование глубокой пропасти, разделившей народные массы и элиту, проживавшую при дворе, а не в своих поместьях. Этим объясняется насилие Великой французской революции, оставившей кровавые воспоминания, и невозможность на протяжении уже ста пятидесяти лет объединить население, за исключением периодов национальной угрозы. Второе следствие централизации заключалось в том, что оно превратило Англию в нацию, естественно почитающую свои законы. Принимая участие в управлении страной, англичане охотно повиновались правительству; французы же становились фрондерами, потому что у них не было иного способа выразить свои требования. Такими фрондерами они и остались. В XVII в. придворная жизнь, а затем духовное доминирование столицы породили классическое мышление, традицию анализа, пристрастие к абстрактным терминам, в то время как удаленность от дел, лишавшая политическую мысль любого практического свойства, усиливала во Франции скорее дух партийности, чем дух компромисса. Идеологические разногласия между французами гораздо опаснее, чем между англосаксонскими реалистами. В Англии и Америке не существует конфликтов по поводу взглядов на государственные институты, на власть Церкви, на свободную или светскую школу. Рационализм университетов еще со Средних веков способствовал превращению французов в народ, склонный к логике. Оппозиция – необходимый механизм парламентской машины – слишком часто воспринималась во Франции как ересь.

Микролитражный автомобиль «Ситроен-2СV», одна из популярнейших моделей французского автопрома

3. Много раз на протяжении своей истории Франция оказывалась разоренной то в результате вражеского вторжения, то вследствие гражданских войн. Другие народы часто считали ее погибшей. Но она всегда быстро выдворяла захватчиков; «третья сила» всегда восстанавливала объединение французов на время возрождения страны. «Во все периоды их истории, – пишет один американский историк, – французы доказывали неисчерпаемую силу, способность быстро восставать из руин, мужество и настойчивость, которые не могли сломить самые страшные несчастья. Сколько раз на протяжении веков Францию полагали расчлененной внутренней борьбой или распростертой у ног ее врагов, но она тотчас же удивляла мир своей вызывающей восхищение силой к возрождению…» Так было после Столетней войны; так было после Религиозных войн; так было во времена Консульства; так было во время правления господина Тьера; так происходит и в наши дни. Француз не менее стойкий, чем англичанин, но его стойкость проявляется иначе. Англичанин не допускает, что его могут победить. У француза есть опыт поражения; он знает, что его страна иногда рискует быть захваченной превосходящей силой. Но он также помнит, что никогда оккупация не была долгосрочной и что каждый раз враг изгонялся за пределы Франции. Оказавшись завоеванной, Франция быстро самоорганизуется; сопротивление – это классический феномен ее истории. «Земля захвачена, но сердца неприступны». Возрождения ее столь же прекрасны, как тревожны ее кризисы.