Андре Моруа - История Франции

Жак-Луи Давид. Коронация императора Наполеона I. Фрагмент. 1805–1807

1. Наполеон получил от папы корону Карла Великого. Мечтал ли он о воссоздании его империи? Многие в это верили. Вызывало удивление, что ему нравилось находиться в Ахене. Потом он поспешил в Милан за ломбардской короной. Он хотел завести двор. Он привлекал к себе бывших аристократов и осыпал их милостями. Он раздавал титулы герцогов и принцев. Он сделал своих братьев королями. Но вместе с тем он был слишком умен, чтобы не смотреть на этот спектакль с некоторой иронией. «Ах, Жозеф, – воскликнул он в день коронации, – если бы отец мог нас видеть!» Потом, уже на острове Святой Елены, он объяснял: «Я чувствовал свою изолированность, а потому повсюду забрасывал в морскую пучину якоря спасения». Этой пучиной было прошлое французского народа. Он стремился достичь ее глубин. Расположившись на троне Дагоберта, он решил провести смотр. Увы! Вещи не могут передать того величия, украшением которому они служили, и «время не хранит уважения к тому, что случилось в другую эпоху». Однако в Наполеоне оставалось что-то и от младшего лейтенанта – корсиканца, и от якобинца и от циника. В его сердце боролись Руссо, Макиавелли и Плутарх. Он произносил революционные фразы: «Трон – это всего лишь доска, обтянутая бархатом». Если в Тюильри он пытался подражать Версалю, то лишь потому, что «гораздо надежнее занимать людские головы всяким вздором, чем умными мыслями». Если он делал из своих маршалов важных наследных вельмож, если он вынуждал их являться в его гостиные в придворных костюмах, то лишь потому, что считал армию слишком неотесанной. Он обращался со своей знатью точно так же, как Людовик XIV обращался со своей, и уничтожал признаки феодализма в зародыше. В конечном счете Наполеон верил только в силу: «Чтобы править, нужно быть военным. Правят только те, кто носит шпоры и высокие сапоги». Поэтому во дворце среди всех вельмож только он один будет носить военную форму. И вновь все у него рассчитано. Его отличает быстрый всеобъемлющий ум и ясность сознания. Никаких заблуждений насчет окружающих. Он владел великим искусством соблазнять без лести. Единственная его слабость (но очень значительная) – слишком живое воображение. Когда нужно было действовать быстро – на поле боя или в Государственном совете, – он был неподражаем. Но как только он начинал строить серьезные планы на будущее, то терял голову. Но мог ли он остановиться? «Делам надо дать первый толчок, – говорил он, – потом они сами повлекут вас за собой».

Адольф Рен. Встреча Наполеона с Александром I на Немане 25 июня 1807 г. 1807

2. И вот, начиная с 1805 г. дела повлекли его за собой. Он нуждался в мире, по крайней мере на некоторое время, достаточное, чтобы реорганизовать Францию и сделать из нее великую морскую державу. Но Англия поклялась его погубить. Создание Французской империи напугало европейских государей и подтолкнуло их на союз с Питтом. В 1804 г. создается третья коалиция (так назвал ее Наполеон, ибо он считал с 1792 г., связывая их с революционными войнами). В нее входили: Англия, Австрия, Россия, Швеция и Неаполь. Коалиция ставила целью принудить Францию вернуться к прежним границам. Но сказать это открыто никто не осмеливался. Европа уже усвоила, какова бывает реакция французов, если затронуть их национальную честь. Все ограничивались осторожными разговорами о вызывающих беспокойство честолюбивых устремлениях императора и о необходимости положить конец его завоеваниям. В глазах Наполеона ситуация не вызывала сомнений. Ему надлежало либо победить Англию, либо быть ею поверженным. Никаких возможных компромиссов. Англичане не идут на уступки в вопросах европейской гегемонии. Мог ли он добиться победы на их территории? Многие историки считали, что булонский лагерь был просто отвлекающим маневром и что Наполеон знал о невозможности подобной операции. Но это не так. Он считал, что если бы военный флот обеспечил ему три дня – или хотя бы один-единственный день господства в Ла-Манше – и если бы он смог переправить 200 тыс. человек, то вскоре провел бы парад в Сент-Джеймс-парке. Он воображал, что «каналья» Лондон с радостью встретит освободителей-французов, как некогда встретили их американские повстанцы, скинувшие ярмо Георга III. Сегодня нам достоверно известно, что Наполеон заблуждался. Мы знаем, что английское ополчение умело прекрасно сражаться, что снабжение боеприпасами его армии было бы затруднено, если вообще возможно. Но император так не думал. Он считал, что нужно взять Лондон и тем самым разрубить узел всех коалиций. После этого Европа принадлежала бы ему и возродилась бы империя Карла Великого.